|
нее тяжкое преступление, чем вымогательство, и происходящее изменение обвинения на статью о самоуправстве (одна из тенденций следственносудебной практики последних лет) существенным образом облегчает участь виновного. В литературе различие между двумя данными преступлениями усматривают в корыстной цели вымогательства и в том, что при вымогательстве отсутствует свойственное самоуправству осуществление лицом своего действительного или предполагаемого права1. УК РФ 1996 года включил присущие вымогательству признаки объективной стороны угрозу насилием и насилие в квалифицированный состав самоуправства (ч.2 ст.ЗЗО) и тем самым окончательно свел проблему разграничения данных преступлений к решению вопроса о правомерности имущественного притязания. Правда ст.ЗЗО говорит теперь не об осуществлении лицом своего действительного или предполагаемого права, а о совершении действий, правомерность которых оспаривается гражданином или организацией. Представляется, что это законодательное решение ничего не меняет по существу. Оспариваемость самоуправных действий заключает в себе двустороннее предположение о наличии действительного или предполагаемого права. Вымогательству свойственно противоправное принуждение (этот факт охватывается умыслом субъекта), поэтому в подобных ситуациях нельзя говорить об обоюдности действительных или предполагаемых прав сторон. Исключительными правами на то или иное имущество обладает лишь потерпевший. Поэтому, и ныне можно считать, что в отличие от вымогательства при самоуправстве происходит принуждение другого лица к имущественному действию, на которое субъект действительно имеет право либо он в сложившихся обстоятельствах предполагает за собой такое право. Соединение принуждения с угрозой придает деянию характер нарушения установленного порядка 1Минская B.C., Чечель Г.И. Уголовная ответственность за вымогательство. Учебное пособие. Ставрополь: Изд-во Ставроп. университета. 1994. С.30-32. |
145 Никешина деньги . В этом случае сопровождение угрозы сообщением ложных сведений усиливало ее устрашающее воздействие. Однако Никещин обманут не был и воспринимал виновных не как избавление от угрозы, а как угрозу. Обман не был самостоятельным способом посягательства, поэтому он не подвергается правовой оценке, а содеянное квалифицируется как вымогательство. Отличие вымогательства от преступления против порядка управления — самоуправства до сих пор вызывает затруднения в следственно-судебной практике. Важность данной проблемы состоит в том, что самоуправство — гораздо менее тяжкое преступление, чем вымогательство, и происходящее в суде изменение обвинения на статью о самоуправстве (одна из тенденций судебной практики последних лет) существенным образом облегчает участь виновного. Более того, от самоуправства вымогательство отличают те же признаки, которые отличают его от непреступных гражданско-правовых действий. Поэтому поставленный вопрос может стать принципиальным вопросом об уголовной ответственности лица. В литературе различие между данными видами преступлений усматривают в корыстной цели вымогательства и в том, что при вымогательстве отсутствует свойственное самоуправству осуществление лицом своего действительного или предполагаемого права . УК РФ 1996 г. включил присущие вымогательству признаки объективной стороны — угрозу насилием и насилие — в квалифицированный состав самоуправства (ч.2 ст.ЗЗО) и тем самым окончательно свел проблему разграничения данных преступлений к решению вопроса о правомерности имущественного притязания. Однако ст.ЗЗО УК РФ не указывает, подобно ст.200 УК РСФСР 1960 г., на субъективное отношение лица к наличию права на совершение соответствующих действий (то есть является ли это право действительным или оно только предполагается). Вместо этого говорится об оспаривании самоуправных Текущий архив прокуратуры Октябрьского района г.Владимира. 1995. Надзорное пр-во № 1220. См.: Минская B.C.. Чечель Г.И. Указ. соч. С.30-32. действий гражданином или организацией. Едва ли это более точная формулировка. Для того чтобы оспорить правомерное по существу имущественное требование (например, требование о возврате долга), достаточно того, что оно предъявляется самовольно, с нарушением нормативно установленного порядка, с применением угрозы или насилия и причиняет существенный вред. Иными словами, в обновленном составе самоуправства смешивается правомерность действия как наличие материального права на его совершение и правомерность как способ его осуществления. Лишь содержание объекта самоуправства — порядок управления — позволяет судить о том, что оспаривание связано не с нарушением процедуры, а с материально-правовым основанием действия субъекта. Если при вымогательстве противоправность деяния как необходимый признак данного состава охватывается умыслом виновного, при самоуправстве неправомерность оспариваемых действий предполагается очевидной только для потерпевшей стороны. Поэтому и ныне можно считать, что при сходном с вымогательством самоуправстве происходит принуждение другого лица к имущественному действию, на которое субъект действительно имеет право либо он в сложившихся обстоятельствах предполагает за собой такое право. Соединение принуждения с угрозой придает деянию характер нарушения установленного порядка нарушения прав. Отграничительное значение имеет, конечно, и корыстная цель вымогательства: обогащение, к которому может стремиться субъект самоуправства, является для него законным. Л.Д.Гаухман и С.В.Максимов полагают, что отсутствие в деянии указанных признаков вымогательства свидетельствует только о покушении на самоуправство, так как для этого преступления обязательны последствия — наступление существенного вреда . Однако соединение самоуправных с действий и угрозой или насилием уже предполагает причинение личного вреда (по меньшей мере морального), который может быть оценен как См.; Гаухман Л.Д.. Максимов С.В. Указ. соч. С.126. |