«перетекает» и протекает в виртуальном пространстве, и это не вовсе не болезненная зависимость от Интернета, а действительная молодежная субкультура. Особенностью киберпанка является его исключительная технократичность, которая диктуется Интернетом как новой средой обитания. Однако в этой среде авторитет молодого человека во многом зависит от уровня его погруженности в технические детали виртуальной жизни. Дело доходит до того, что даже сленг в киберпанке заимствуется из словаря технических терминов. Поколение конца XX начала XXI столетия, поколение киберпанка во многом схоже с поколением битников 50-х гг. XX столетия. Битники были «детьми бомбы». Киберпанки «дети компьютеров» и Интернета. Однако они так же, как и битники, чувствуют тот негатив, который несет собой техника. Киберпанки на собственной шкуре ощутили грядущую перспективу технократической цивилизации: появление человека-винтика, человека-процессора, человека-видеокарты. Они смогли прочувствовать проблему, но не смогли найти путь ее решения. И если битники, бежали от реальности «назад к природе», то киберпанки не найдут ничего лучшего, как бежать в еще несовершенную виртуальную реальность. Причем, ощущая опасность, большинство из них даже не в состоянии четко сформулировать ее. В этом и надо искать истоки мрачных умонастроений большинства представителей молодежной киберсубкультуры. Принадлежность к традиционной молодежной субкультуре, будучи фазой развития, переходной стадией становления личности, утрачивающей свое значение по мере адаптации молодого человека к миру взрослых, является порождением развития и все ускоряющегося внедрения техники в жизнь людей, побочным продуктом индустриализации, урбанизации и постиндустриализма. Молодежные субкультуры не возникают спонтанно. На культурное поведение молодежи большое влияние оказывает, в том числе, институ119 |
313 щего любому высокую степень публичности. Киберпанки тусуются также как их сверстники на улице, с той лишь разницей, что месторасположение этой тусовки в Интернете. Но в соответствии со всеми законами молодежной субкультуры там у них формируется свой стиль поведения, сленг, своя символика, вырабатываются свои правила и механизмы их выполнения. В результате подлинная жизнь киберпанков действительно «перетекает» и протекает в виртуальном пространстве, и это не вовсе не болезненная зависимость от Интернета, а действительная молодежная субкультура. Особенностью киберпанка является его исключительная технократичность, которая диктуется Интернетом как новой средой обитания. Однако в этой среде авторитет молодого человека во многом зависит от уровня его погруженности в технические детали виртуальной жизни. Дело доходит до того, что даже сленг в киберпанке заимствуется из словаря технических терминов. Поколение конца XX начала XXI столетия, поколение киберпанка во многом схоже с поколением битников 50-х гг. XX столетия. Битники были «детьми бомбы». Дж. Д. Сэлинджер писал им «Над пропастью во ржи»456, а они, как X. Колфилд, бежали от чудес техники и искали спасения «на дороге», «в домике у ручья». Киберпанки «дети компьютеров» и Интернета. У них есть свой «Сэлинджер». Это «Матрица» и «Лабиринт отражений». Однако они так же, как и битники, чувствуют тот негатив, который несет собой техника. Киберпанки на собственной шкуре ощутили грядущую перспективу технократической цивилизации: появление человека-винтика, человекапроцессора, человека-видеокарты. Они смогли прочувствовать проблему, но не смогли найти путь ее решения. И если битники, бежали от реальности «назад к природе», то киберпанки не найдут ничего лучшего, как бежать в еще несовершенную виртуальную реальность. Причем, ощущая опасность, большинство из них даже не в состоянии четко сформулировать ее. В этом и 4* Сэлинджер Дж. Д. Над пропастью во ржи. М., 1967. 314 надо искать истоки мрачных умонастроений большинства представителей молодежной киберсубкультуры. Итак, принадлежность к традиционной молодежной субкультуре, будучи фазой развития, переходной стадией становления личности, утрачивающей свое значение по мере адаптации молодого человека к миру взрослых, является порождением развития и все ускоряющегося внедрения техники в жизнь людей, побочным продуктом индустриализации, урбанизации и постиндустриализма. Молодежные субкультуры не возникают спонтанно. На культурное поведение молодежи большое влияние оказывает, в том числе, институциональная культура взрослых. Существуют целые индустрии молодежной музыки и моды. Любая волна молодежного движения в рамках субкультуры используется рыночной экономикой для получения прибылей с помощью массового производства. Как отмечалось еще в 60-ых гг. в журнале «Форчун»: «Большой бизнес вкладывает капитал в конфликт поколений, как в только что открытую нефтяную скважину». Но если в 60-ые гг. основные деньги этому бизнесу приносило производство специфического молодежного контркультурного одеяния и атрибутики (различных жилеток с бахромой, клешоных джинсов, всевозможных феничек, значков, тесемочек, колечек, и т.п.), то в 90-ые гг. роль денежной нефтяной скважины стала играть техника, ориентированная по большей мере на молодежного потребителя: игровые приставки, плееры, приемники, магнитофоны, мобильные телефоны, компьютеры и т.д. На данный момент, молодежная культура прошла путь от появления благодаря развитию и бурному внедрению в жизнь техники к отрицанию породившей ее техники, а затем к соединению с ней, а порой и частичному или полному растворению в ней. Круг замкнулся или близок к тому, чтобы замкнуться. Возможен ли следующий виток? Или же молодежная субкультура |