53 конституирующим это философское направление, выступает «бытие» и «живое бытие», а «познание» или «живознание» рассматривается как его неотъемлемая составляющая В.С. Соловьев в своих антропологических исследованиях приходит, по мнению исследователей его творчества, к преодолению метафизического индивидуализма и к «имперсонализму» разрушению учения о личности как замкнутом бытии, утверждению сверхличностной сферы, которой питается отдельный человек. Творческим ядром воззрений Л.М. Лопатина было представление о «субстанциональной природе человеческого духа», о «творческой причинности», которая «предшествует в бытии всякой необходимости». По его мнению, мир представляет собой совокупность сверхсовременных, внутренне-активных центров живых монад, каждая из которых представляет единство субстанции и силы, субъекта и процесса [90, с. 87]. Учение Н.О. Лосского об «имманентности всего всему», по сути, созвучно философским взглядам Л.М. Лопатина в той части, которая касается монадологического подхода, признания «единиц бытия» в качестве «Субстанциальных деятелей», которые, однако, являются сотворенными и не замкнутыми в себе (как монады у Г. Лейбница), поскольку могут взаимодействовать друг с другом и саморазвивагься. В своей онтологизации творческого субъекта Н.Д. Бердяев [126] восходит к Богу, уподобляя ему человека. При этом существенно отметить, что между Богом и человеком он не выстраивает иерархии подчинения: «Бог не хозяин, не господин, не повелитель. Божье управление миром не самодержавие» [там же, с. 169]. Все, что их интимно соединяет, это способность к творению бытия. Человек призван осуществлять не божественные предписания, но творить подобно Богу. Таким образом, II.А. Бердяев отстаивает идею онтологической включенности познающего человека в бытие. |
105 Н.А. Бердяевым, В.С. Соловьевым, Л.М. Лопатиным, Н.М. Бахтиным, С.Л. Франком и др. Главным предметом исследования, конституирующим это философское направление, выступает «бытие» и «живое бытие», а «познание» или «живознание» рассматривается как его неотъемлемая составляющая. В соответствии с так понимаемым предметом находит свои определения и аутентичный ему способ философствования: «онтологическая гносеология», «конкретная онтология», «конкретный органический идеал реализм», «интуитивизм» и др. В.С. Соловьев в своих антропологических исследованиях приходит, по мнению исследователей его творчества, к преодолению метафизического индивидуализма и к «имперсонализму» разрушению учения о личности как замкнутом бытии, утверждению сверхличностной сферы, которой питается отдельный человек. То, что (обычно) называется душой, что мы называем нашим «я» или нашей личностью, писал он, есть не замкнутый в себе и полный круг жизни, обладающий собственным содержанием, сущностью или смыслом своего бытия, а только носитель или подставка (ипостась Ьуро$1а515) чего-то другого, высшего. «Самостоятельность и самодержательность нашей личности есть только формальная; действительно же самостоятельной и содержательной она делается, лишь утверждая себя, как подставку другого, высшего» (357, с. 64). Творческим ядром воззрений Л.М. Лопатина было представление о «субстанциональной природе человеческого духа», о «творческой причинности», которая «предшествует в бытии всякой необходимости». По его мнению, мир представляет собой совокупность сверхсовременных, внутренне-активных центров — живых монад, каждая из которых представляет единство субстанции и силы, субъекта и процесса. «Исконная, первоначальная причинность, отмечал он, есть творческая; всякая иная есть вторичная и производная; всякая деятельность предполагает деятеля, всякий акт предполагает деятеля, всякая проявленная реальность подразумевает воплощающуюся в ней силу» (241, с. 305). В то же время он не замыкает человека как носителя «творческой» причинности и как деятеля в себе самом. Он решительно защищает тезис о связи в общении отдельных сознаний, о взаимоотражении сознаний. «Монадная конструкция» человека у Л.М. Лопатина, тем не менее, не восходит к подлинной индивидуальной субъектности. Он одновременно признает субстанциальность души и ее зависимость от Абсолюта, полагая, что «сверхчувственная основа существующего есть источник не только всеобщих свойств вещей, но и всего, что в них замечается индивидуального и частного» (241, с. 87). Учение Н.О. Лосского об «имманентности всего всему», по сути, созвучно философским взглядам Л.М. Лопатина в той части, которая касается монадологического подхода, признания «единиц бытия» в качестве «Субстанциальных деятелей», которые, однако, являются сотворенными и не замкнутыми в себе (как монады у Г. Лейбница), поскольку могут взаимодействовать друг с другом и саморазвиваться. А предпринятая Н.О. Лосским попытка глобальной онтологизации самотворящей силы в лице «субстанциального деятеля», при всех возможных критических замечаниях и обвинениях в интуитивизме и идеализме, может быть признана чрезвычайно интересной, ибо позволяет, по сути, представить человека в качестве субъекта собственной жизни как объекта, и не только как объекта самосозерцания, но и самотворчества. Линия на «оправдание человека» в его сущностном определении, на преодоление разрыва субъекта и объекта путем онтологизации творческого начала в человеке ярко представлена в философии Н.А. Бердяева. «Достижение истины, писал он, предполагает творческую активность духа, его противление разрыву субъекта и объекта и вражде между творчеством и бытием... Иная, новая гносеология целиком покоится на идее человека как микрокосма и центра вселенной... Человек родственен и подобен космосу, но не потому, что он дробная часть космоса, а потому, что он сам целый космос 106 107 и одного с космосом состава... Человек-микрокосм силен динамически себя выразить в макрокосме, властен творить бытие, претворить культуру в бытие» (357, с. 73). Н.А. Бердяев критически относится к тем учениям, которые ограничиваются в объяснении природы человека эволюционным подходом и не способны увидеть в нем «самобытной субстанции, не выводимой ни из чего внешнего и общего, ни из какой среды». В своей онтологизации творческого субъекта Н.А. Бердяев восходит к Богу, уподобляя ему человека. При этом существенно отметить, что между Богом и человеком он не выстраивает иерархии подчинения: «Бог не хозяин, не господин, не повелитель. Божье управление миром — не самодержавие» (Там же, с. 169). Все, что их интимно соединяет, это способность к творению бытия. Человек призван осуществлять не божественные предписания, но творить подобно Богу. Таким образом, Н.А. Бердяев отстаивает идею онтологической включенности познающего человека в бытие. «М.М. Бахтину принадлежит важнейшая идея «моего не алиби в бытии»», отмечает А.А. Леонтьев. «В данной единственной точке, где я теперь нахожусь, никто другой в единственном времени и единственном пространстве единственного бытия не находился... То, что мною может быть совершено, никем и никогда совершено быть не может» (314, с. 14). Именно совершено. Ведь «можно осознать жизнь только как событие, а не как бытиеданность». Бытие человека в мире деятельностно по определению. При этом вещь и личность, по Бахтину, — взаимосвязанные пределы познания. «Вещь, оставаясь вещью, может воздействовать только на вещи же; чтобы воздействовать на личности, она должна раскрыть свой смысловой потенциал»... И далее: «Смысл не может (и не хочет) менять физические, материальные и другие явления, он не может действовать как материальная сила. Да он и не нуждается в этом: он сам сильнее всякой силы, он меняет тотальный смысл события и действительности, не меняя ни йоты в их |