|
Лобачевскому. Вот что он говорит: "Но вы, которых существование несправедливый случай обратил в тяжелый налог другим; вы, которых ум отупел и чувство заглохло; вы не наслаждаетесь жизнью. Для вас мертва природа, чужды красоты поэзии, лишена прелести и великолепия архитектура, незанимательна история веков. Я утешаюсь мыслию, что из нашего университета на выйдут подобные произведения растительной природы; даже не войдут сюда, если, к несчастию, уже родились с таким назначением. Не выйдут, повторяю, потому, что здесь продолжается любовь славы, чувство чести и внутреннего достоинства"... ... Приближаясь к концу, я не могу не привести одной —и, быть может, самой патетической цитаты из речи Лобачевского, обращенной к студентам и, по существу, завершающей его речь: "Теперь вступаете вы в свет; новизна и многоразличность впечатлений не дает места размышлениям. Но придет время, когда на блеске настоящего вдруг явится прошедшее с обворожительною прелесгию своего блеска, подобно нежной затуманенной резьбе на ярком золоте, подобно отраженным предметам в слабом зеркале вод, тогда лета беззаботной юности со всеми невинными удовольствиями предстанут в вашем воспоминании как образ совершенного счастия, невозвратимо потерянного. Тогда вашего товарища учения встретите вы как родного; тогда в разговоре о вашей юности с благодарностью будете произносить имена ваших наставников. Признаетесь, сколь много они желали вам добра; и с торжеством друг другу дадите обещание следовать примерам..." Однако для того, чтобы обращаться с такими словами к студентам, надо иметь на то право, которое Лобачевский воистину имел, право и уверенность в том, что наши теперешние студенты действительно будут вспоминать нас, "своих наставников", так, как об этом говорит Лобачевский. 133 |
это казалось бы для всех нас невыносимым унижением, на которое никто бы из нас не пошел. Существенным элементом в психологии молодого человека, вышедшего из школьного возраста, является "чувство взрослости". Оно слагается, по-моему, из двух элементов: из ответственности перед обществом и перед собой и из уменья располагать в определенном порядке различные ценности повседневной жизни и знать, что важнее и что менее важно, чем и ради чего можно пожертвовать. Чувство взрослости является, мне кажется, одной из основ, формирующих характер. Его отсутствие называют часто "инфантильностью". Но чувство взрослости вовсе не означает, что молодой человек не может себе позволить никакой шалости, никакого ребячества, ничего того, чем отличаются восемнадцать лет от пятидесяти, что в юношеском возрасте свойственно всякому нормальному человеку, не означая вовсе его общей "инфантильности". Было это юношеское озорство, но отнюдь не инфантильность, свойственно и Лобачевскому. Из его биографии известен, например, правда не вполне достоверный, эпизод, когда Лобачевский -студент оседлал корову и, держась за рога, управлял ею, сделал несколько кругов в центре Казани по городскому парку (парк этот называется "Черным озером" и существует до сих пор). Я не собираюсь призывать наших студентов к такого рода выходкам, но и не боюсь их; не страшны они там, где есть подлинная увлеченность своим делом, подлинное чувство ответственности, широта и богатство внутренних интересов. Вот бедности интересов, убожества внутренней жизни этого я действительно боюсь, и здесь я снова следую Лобачевскому. Вот что он говорит: "Но вы, которых существование несправедливый случай обратил в тяжелый налог другим; вы, которых ум отупел и чувство заглохло; вы не наслаждаетесь жизнью. Для вас мертва природа, чужды красоты поэзии, щ лишена прелести и великолепия архитектура, незанимательна история веков. Я утешаюсь мыслию, что из нашего университета на выйдут подобные произведения растительной природы; даже не войдут сюда, если, к нссчастию, уже родились с таким назначением. Не выйдут, повторяю, потому, что здесь продолжается любовь славы, чувство чести и внутреннего достоинства"... ... Приближаясь к концу, я не могу не привести одной и, быть может, самой патетической цитаты из речи Лобачевского, обращенной к студентам и, по существу, завершающей его речь: "Теперь вступаете вы в свет; новизна и многоразличность впечатлений не дает места размышлениям. Но придет время, когда на блеске настоящего вдруг явится прошедшее с обворожительною прелестшо своего блеска, подобно нежной затуманенной резьбе на ярком * золоте, подобно отраженным предметам в слабом зеркале вод, тогда лета беззаботной юности со всеми невинными удовольствиями предстанут в вашем воспоминании как образ совершенного счастия, невозвратимо потерянного. Тогда вашего товарища учения встретите вы как родного; тогда в разговоре о вашей юности с благодарностью будете произносить имена ваших наставников. Признаетесь, сколь много они желали вам добра; и с торжеством друг другу дадите обещание следовать примерам..." Однако для того, чтобы обращаться с такими словами к студентам, надо иметь на то право, которое Лобачевский воистину имел, право и уверенность в том, что наши теперешние студенты действительно будут вспоминать нас, "своих наставников11, так, как об этом говорит Лобачевский. Для этого нам, этим "наставникам" надо выполнить свою обязанность перед нашими учениками, а эта обязанность заключается не только в том, чтобы учить их, но и в том, чтобы воспитать в них все то, о чем говорил Лобачевский, а также, чтобы внести и какую-то свою долю в 121 |