Проверяемый текст
Шетов Владимир Хачимович. Основные направления российской экономической мысли в области научной организации труда и управления производством в 20-е годы (Диссертация 1999)
[стр. 36]

физическими и духовными свойствами, интересами, потребностями.
Конечно, говорит
В.М.
Бехтерев, уподобление человека машине имеет некоторые основания, но не следует гипертрофировать их значение.
Более существенны различия между ними.
В ряде случаев их усматривают в том, что машина требует управления, а человек наоборот: “сам управляет собой и сам регулирует свои действия” [9, с.23].
Такое представление о человеке, говорит ученый, есть глубокое заблуждение.
В реальности человек вовсе не обладает абсолютной свободой своих действий, так как “подчиняется влияниям своей природы, приобретаемой от предков в силу наследования, ...
воздействиям своего прошлого опыта, приобретаемого
путем воспитания ...
и, наконец, ...
текущим влияниям окружающей среды “данного момента”
[9, с.23].
Существование такого набора “рычагов”, управляющих жизнедеятельностью человека, скорее дает еще одно основание для уподобления его машине, нежели ставит между ними барьер.
Но есть и действительные, причем коренные, различия между человеком и машиной.
Одно из них, замечает
В.М.
Бехтерев, состоит в том, что обыкновенная машина, независимо от продолжительности работы, не обнаруживает явлений утомления, тогда как “человеческая машина”, в зависимости от тяжести и скорости работы, уже через некоторое время может заявить “об усталости, обусловленной тратой рабочих тканей, накоплением в ее рабочих органах мышцах токсических продуктов обмена”.
Во-вторых, машина не способна восстановить осуществленный в процессе ее эксплуатации физический износ, тогда как человеческий организм,
как и всякий живой организм, восстанавливает “потраченную ткань” “из своих собственных запасов, скопленных за период, предшествующий другой работе”.
Третье различие, продолжает ученый, заключается в том, что обыкновенная машина сама по себе ни к какому усовершенствованию не способна, “тогда как человеческая машина способна к навыку путем упражняемости и, в то же время, благодаря запасу своей энергии и своему прошлому опыту, способна к творческой деятельности”
[9, 36
[стр. 43]

43 Надо сказать, что русский ученый, как и многие другие его коллеги, хотя и часто прибегает к употреблению термина “машина” применительно к работнику, в отличие от Тейлора, всегда видит в нем живой организм, человека со всеми его физическими и духовными свойствами, интересами, потребностями.
Конечно, говорит
В.Бехтерев, уподобление человека машине имеет некоторые основания, но не следует гипертрофировать их значение.
Гораздо существеннее различия между ними.
Иногда их усматривают в том, что машина требует управления, человек же, якобы, “сам управляет собой и сам регулирует свои действия” [12, с.23].
Подобное представление о человеке, говорит ученый, есть глубокое заблуждение, самообман, иллюзия.
На самом деле человек вовсе не обладает абсолютной свободой своих действий, так как "подчиняется влияниям своей природы, приобретаемой от предков в силу наследования, ...
воздействиям своего прошлого опыта, приобретаемого
пугем воспитания ...
и, наконец, ...
текущим влияниям окружающей среды “данного момента”
[12, с.23].
Наличие такого набора “рычагов”, управляющих жизнедеятельностью человека, скорее дает лишнее основание для уподобления егт> машине, нежели ставит между ними водораздел.
Но есть и действительные, причем коренные, различия между человеком и машиной.
Одно из них, замечает
В.Бехтерев, состоит в том, что обыкновенная машина, независимо от продолжительности работы, не обнаруживает явлений утомления, тогда как “человеческая машина”, в зависимости от тяжести и скорости работы, уже через некоторое время может заявить “об усталости, обусловленной тратой рабочих тканей, накоплением в ее рабочих органах мышцах токсических продуктов обмена”.
Во-вторых, машина не способна восстановить осуществленный в процессе ее эксплуатации физический износ, тогда как человеческий ор


[стр.,44]

ганизм, как и всякий живой организм, восстанавливает “потраченную ткань” “из своих собственных запасов, скопленных за период, предшествующий другой работе”.
Третье различие, продолжает ученый, заключается в том, что обыкновенная машина сама по себе ни к какому усовершенствованию не способна, “тогда как человеческая машина способна к навыку путем упражняемости и, в то же время, благодаря запасу своей энергии и своему прошлому опыту, способна к творческой деятельности”
[12, с.23].
Именно последняя, являя собой осуществление новых комбинаций энергии и вещества окружающего нас мира, и лежит в основе всего прогресса человеческого общества.
Отсюда: ценность человека не может быть поставлена в один ряд с техническим фактором производства.
Отстаивая тезис об уникальности “человеческой машины”, об “особой ценности личности трудящегося”, В.Бехтерев доказывал необходимость целесообразного и как можно более бережного использования ее в производстве “в целях достижения возможно большей продуктивности самого труда без нарушения физического здоровья и особо важных моральных интересов трудящихся” [12, с.24].
Этот тезис, твердо настаивал академик, должен быть поставлен во главу угла всей организации производства и управления, независимо от того, кто является хозяином предприятий, заводов, фабрик: частный собственник или государство.
Любой хозяин должен отправляться от признания “особой ценности личности трудящихся”.
Напомним, эти замечательные слова великий русский ученый произносил в момент высшего торжества большевиков, упоенных победами в братоубийственной войне и легко пустивших под откос жизни миллионов людей во имя осуществления коммунистической идеи, к которой академик относился в высшей степени скептически.
Как бы мы ни “коммунизировали общество”, говорил он в другом своем выступле

[Back]