физическими и духовными свойствами, интересами, потребностями. Конечно, говорит В.М. Бехтерев, уподобление человека машине имеет некоторые основания, но не следует гипертрофировать их значение. Более существенны различия между ними. В ряде случаев их усматривают в том, что машина требует управления, а человек наоборот: “сам управляет собой и сам регулирует свои действия” [9, с.23]. Такое представление о человеке, говорит ученый, есть глубокое заблуждение. В реальности человек вовсе не обладает абсолютной свободой своих действий, так как “подчиняется влияниям своей природы, приобретаемой от предков в силу наследования, ... воздействиям своего прошлого опыта, приобретаемого путем воспитания ... и, наконец, ... текущим влияниям окружающей среды “данного момента” [9, с.23]. Существование такого набора “рычагов”, управляющих жизнедеятельностью человека, скорее дает еще одно основание для уподобления его машине, нежели ставит между ними барьер. Но есть и действительные, причем коренные, различия между человеком и машиной. Одно из них, замечает В.М. Бехтерев, состоит в том, что обыкновенная машина, независимо от продолжительности работы, не обнаруживает явлений утомления, тогда как “человеческая машина”, в зависимости от тяжести и скорости работы, уже через некоторое время может заявить “об усталости, обусловленной тратой рабочих тканей, накоплением в ее рабочих органах мышцах токсических продуктов обмена”. Во-вторых, машина не способна восстановить осуществленный в процессе ее эксплуатации физический износ, тогда как человеческий организм, как и всякий живой организм, восстанавливает “потраченную ткань” “из своих собственных запасов, скопленных за период, предшествующий другой работе”. Третье различие, продолжает ученый, заключается в том, что обыкновенная машина сама по себе ни к какому усовершенствованию не способна, “тогда как человеческая машина способна к навыку путем упражняемости и, в то же время, благодаря запасу своей энергии и своему прошлому опыту, способна к творческой деятельности” [9, 36 |
43 Надо сказать, что русский ученый, как и многие другие его коллеги, хотя и часто прибегает к употреблению термина “машина” применительно к работнику, в отличие от Тейлора, всегда видит в нем живой организм, человека со всеми его физическими и духовными свойствами, интересами, потребностями. Конечно, говорит В.Бехтерев, уподобление человека машине имеет некоторые основания, но не следует гипертрофировать их значение. Гораздо существеннее различия между ними. Иногда их усматривают в том, что машина требует управления, человек же, якобы, “сам управляет собой и сам регулирует свои действия” [12, с.23]. Подобное представление о человеке, говорит ученый, есть глубокое заблуждение, самообман, иллюзия. На самом деле человек вовсе не обладает абсолютной свободой своих действий, так как "подчиняется влияниям своей природы, приобретаемой от предков в силу наследования, ... воздействиям своего прошлого опыта, приобретаемого пугем воспитания ... и, наконец, ... текущим влияниям окружающей среды “данного момента” [12, с.23]. Наличие такого набора “рычагов”, управляющих жизнедеятельностью человека, скорее дает лишнее основание для уподобления егт> машине, нежели ставит между ними водораздел. Но есть и действительные, причем коренные, различия между человеком и машиной. Одно из них, замечает В.Бехтерев, состоит в том, что обыкновенная машина, независимо от продолжительности работы, не обнаруживает явлений утомления, тогда как “человеческая машина”, в зависимости от тяжести и скорости работы, уже через некоторое время может заявить “об усталости, обусловленной тратой рабочих тканей, накоплением в ее рабочих органах мышцах токсических продуктов обмена”. Во-вторых, машина не способна восстановить осуществленный в процессе ее эксплуатации физический износ, тогда как человеческий ор ганизм, как и всякий живой организм, восстанавливает “потраченную ткань” “из своих собственных запасов, скопленных за период, предшествующий другой работе”. Третье различие, продолжает ученый, заключается в том, что обыкновенная машина сама по себе ни к какому усовершенствованию не способна, “тогда как человеческая машина способна к навыку путем упражняемости и, в то же время, благодаря запасу своей энергии и своему прошлому опыту, способна к творческой деятельности” [12, с.23]. Именно последняя, являя собой осуществление новых комбинаций энергии и вещества окружающего нас мира, и лежит в основе всего прогресса человеческого общества. Отсюда: ценность человека не может быть поставлена в один ряд с техническим фактором производства. Отстаивая тезис об уникальности “человеческой машины”, об “особой ценности личности трудящегося”, В.Бехтерев доказывал необходимость целесообразного и как можно более бережного использования ее в производстве “в целях достижения возможно большей продуктивности самого труда без нарушения физического здоровья и особо важных моральных интересов трудящихся” [12, с.24]. Этот тезис, твердо настаивал академик, должен быть поставлен во главу угла всей организации производства и управления, независимо от того, кто является хозяином предприятий, заводов, фабрик: частный собственник или государство. Любой хозяин должен отправляться от признания “особой ценности личности трудящихся”. Напомним, эти замечательные слова великий русский ученый произносил в момент высшего торжества большевиков, упоенных победами в братоубийственной войне и легко пустивших под откос жизни миллионов людей во имя осуществления коммунистической идеи, к которой академик относился в высшей степени скептически. Как бы мы ни “коммунизировали общество”, говорил он в другом своем выступле |