с.23]. Именно последняя, являя собой осуществление новых комбинаций энергии и вещества окружающего нас мира, и лежит в основе всего прогресса человеческого общества. Отсюда: ценность человека не может быть поставлена в один ряд с техническим фактором производства. Отстаивая тезис об уникальности “человеческой машины”, об “особой ценности личности трудящегося”, В.М. Бехтерев доказывал необходимость целесообразного и как можно более бережного использования ее в производстве “в целях достижения возможно большей продуктивности самого труда без нарушения физического здоровья и особо важных моральных интересов трудящихся” [9, с.24]. Этот тезис, по утверждению академика, должен быть поставлен во главу угла всей организации производства и управления, независимо от формы собственности предприятий, заводов и фабрик. Любой хозяин должен отправляться от признания “особой ценности личности трудящихся”. Напомним, эти замечательные слова великий русский ученый произносил в момент высшего торжества большевиков, упоенных победами в братоубийственной войне и легко пустивших под откос жизни миллионе,! людей во имя осуществления коммунистической идеи, к которой академик относился в высшей степени скептически. Как бы мы не “коммутировали общество”, говорил он в другом своем выступлении, неразумно, да и невозможно заставить всех людей действовать одинаково, по командам “направо налево” [104, с.57]. И уж если мы переходим к социализму, нельзя допустить, чтобы труд работников, прежде работавших как вьючные животные на предпринимателей, иссушавших свои мышцы, сердце, мозг, был заменен теперь столь же непосильным трудом на государство. В противном случае трудящийся, “освободившийся от экономическою рабства отдельных предпринимателей, сделался бы рабом государства” [9, с.24]. Однако, проницательно замечает В.М. Бехтерев, оно в этом случае не осталось бы в выигрыше, если речь вести о долгосрочной перспективе. Ведь рабский труд, 37 |
ганизм, как и всякий живой организм, восстанавливает “потраченную ткань” “из своих собственных запасов, скопленных за период, предшествующий другой работе”. Третье различие, продолжает ученый, заключается в том, что обыкновенная машина сама по себе ни к какому усовершенствованию не способна, “тогда как человеческая машина способна к навыку путем упражняемости и, в то же время, благодаря запасу своей энергии и своему прошлому опыту, способна к творческой деятельности” [12, с.23]. Именно последняя, являя собой осуществление новых комбинаций энергии и вещества окружающего нас мира, и лежит в основе всего прогресса человеческого общества. Отсюда: ценность человека не может быть поставлена в один ряд с техническим фактором производства. Отстаивая тезис об уникальности “человеческой машины”, об “особой ценности личности трудящегося”, В.Бехтерев доказывал необходимость целесообразного и как можно более бережного использования ее в производстве “в целях достижения возможно большей продуктивности самого труда без нарушения физического здоровья и особо важных моральных интересов трудящихся” [12, с.24]. Этот тезис, твердо настаивал академик, должен быть поставлен во главу угла всей организации производства и управления, независимо от того, кто является хозяином предприятий, заводов, фабрик: частный собственник или государство. Любой хозяин должен отправляться от признания “особой ценности личности трудящихся”. Напомним, эти замечательные слова великий русский ученый произносил в момент высшего торжества большевиков, упоенных победами в братоубийственной войне и легко пустивших под откос жизни миллионов людей во имя осуществления коммунистической идеи, к которой академик относился в высшей степени скептически. Как бы мы ни “коммунизировали общество”, говорил он в другом своем выступле 45 нии, неразумно, да и невозможно заставить всех людей действовать одинаково, по командам “направо-налево” [275, с.57]. И уж если мы переходим к социализму, нельзя допустить, чтобы груд работников, прежде работавших как вьючные животные на предпринимателей, иссушавших свои мышцы, сердце, мозг, был заменен теперь столь же непосильным трудом на государство. В противном случае трудящийся, “освободившийся от экономического рабства отдельных предпринимателей, сделался бы рабом государства” [12, с.24]. Однако, проницательно замечает В.Бехтерев, оно в этом случае не осталось бы в выигрыше, если речь вести о долгосрочной перспективе. Ведь рабский труд, как показывает опыт веков, по уровню своей продуктивности всегда уступает труду свободных людей, заинтересованных в результатах этого труда. Отсюда, заключает В. Бехтерев, государство, нецелесообразно эксплуатирующее силы своих сограждан, в конечном счете, несмотря на определенный временный выигрыш в производительности труда, обязательно расплатится собственным банкротством, с которым оно неизбежно столкнется тогда, когда силы трудящихся окажутся “надорванными”, “истощенными на более или менее долгое время” [12, с.25]. Таким образом, окончательный идеал, по выражению Бехтерева, состоит в такой организации труда, которая давала бы “максимум производительности при оптимуме или максимуме здоровья, при отсутствии не только переутомления, но и при гарантии полного здоровья и развития личности трудящихся” [12, с.25]. С этой, и только с этой точки зрения выдающийся русский врач смотрел на проблему научной организации, без устали убеждая в том, что нельзя достигать цели любыми средствами, нельзя исходить из принципа подъема производства во что бы то ни стало [12, с.25]. |