|
развития Финляндии, по другую закономерности имперского развития России, подкрепленные военно-стратегическими и экономическими потребностями Империи. ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА Начало Первой мировой войны внесло новые элементы в формирование финляндского курса российских властей. Во-первых, в оценке роли Княжества Финляндского возросло значение военно-стратегического фактора. Теоретически на северном направлении Империя могла столкнуться со следующими проблемами: германский Швеции к военно-морской центральным десант в и Финляндии, присоединение державам последующее вторжение шведской армии на территорию Княжества, наконец, восстание в Финляндии. Худшим для России являлось соединение трех этих угроз. Во-вторых, в условиях военного времени имелась возможность предпринимать практически любые шаги, в том числе и репрессивного характера, которые можно было оправдать военным временем.196 В то же время, имперское руководство оказалось перед необходимостью решать более неотложные проблемы, что способствовало уменьшению вмешательства во внутренние дела княжества. К тому же в Петербурге вскоре убедились, что высадка немецкого десанта в княжество практически невозможна, Швеция не желала нейтралитета, выжидания.19 финляндцы же пребывали в выходить из состояния состоянии пассивного За Княжеством утвердилась репутация второстепенного в военном отношении региона Российской империи. Войска сюда прибывали в основном для отдыха и пополнения перед отправкой на фронт. Численность 196 Соломещ И.М. Финляндская политика царизма в годы первой мировой войны. (1914 февр.1917 гг.). Петрозаводск. С. 16, 19. 197 Российский государственный архив Военно-морского флота (далее РГА ВМФ). Ф.353. Оп.2. Д. 10. Л.2-3; Командующий Балтийским флотом В.А. Канин о плане обороны Свеаборга. 25.03.1916. -109 |
И.Н. Новикова ВЕЛИКОЕ КНЯЖЕСТВО ФИНЛЯНДСКОЕ В ИМПЕРСКОЙ ПОЛИТИКЕ РОССИИ Великое княжество Финляндское оказалось присоединенным к Российской империи в 1809 г., в результате русско-шведской войны. Его положение в составе империи на протяжении более чем ста лет претерпело существенные изменения. Вплоть до конца 19 в. Финляндия стремительно развивалась как автономное государство, имевшее собственную кредитно-денежную систему, а также систему национального административного самоуправления1. Александр I, беспокоясь о том, чтобы в случае новых войн Финляндия не восстала против России и не поставила под угрозу безопасность Петербурга, постарался побудить в финляндском обществе симпатии к российскому правлению. Ради этого княжеству предоставлялась широкая автономия во внутренних делах и сохранялись прежние, со времен шведского правления, законы. Такая политика соответствовала планам советника Александра I М. Сперанского по созданию вокруг русских территорий пояса провинций, при управлении которых следовало учитывать местные особенности2. В марте 1809 г., еще до заключения Фридрихсгамского мирного договора со Швецией, Александр I созвал в Порвоо (Борго) собрание представителей четырех сословий Финляндии. Финляндия получила свой законодательный орган четырехсословный сейм. Без одобрения сейма царь не мог вводить в княжестве свои законы, а также налоги. После этого российский государь не созывал сейм более полувека, что, однако, не нарушало финляндскую конституцию, поскольку подобный акт являлся прерогативой царя3. В качестве правительства Великого княжества Финляндского функционировала специальная канцелярия, которую в 1816 г. переименовали в сенат, тем самым внешне приравнивая его к высшему органу управления империи. Царя в Финляндии представлял генерал-губернатор, являвшийся высшим должностным лицом, отвечавшим за порядок в крае и командовавшим расквартированными в Финляндии русскими воинскими частями. Формально генерал-губернатор считался также председателем сената, но на практике заседания обычно вел его заместитель из числа местных жителей4. Александр I считал необходимым, чтобы финляндские дела докладывались ему напрямую, минуя российские министерства. Для этого был создан Комитет по финляндским делам и учрежден пост министра статс-секретаря. В 1826 г. Комитет упразднили, образовав вместо него Статс-секретариат Великого княжества Финляндского со главе с министром статс-секретарем5. Николай I и его советники также не являлись националистами в собственном смысле этого слова. В то время Финляндию не воспринимали еще как "инородческую окраину". Считалось, что там проживал один из народов, доверенных провидением отеческой власти российского императора, который на территории княжества имел титул великого князя6. Великим княжеством управляла местная высшая бюрократия, которая объединяла интересы края со своими собственными интересами. Этим ситуация отличалась от Прибалтики, где дворянство принимало в расчет выгоду, прежде всего, своего сословия. Именно бюрократия, по мнению финского историка Э. Ютиккала, начала создавать национальный идентитет Финляндии, находившийся к концу шведского периода в зачаточном состоянии7. Бюрократии не удалось развить идентитет нации в целом, а лишь интеллигенции. Исследователь национальных движений Э. Хобсбаум обратил внимание на неравномерность развития "национального сознания" среди различных социальных групп: народные массы являются первыми из проникшихся национальным сознанием" и последними, кто обретает его. Именно интеллигенция создала общефинский идентитет, а также на раздельной языковой основе финский и шведский идентитеты8. Одной из особенностей политической и культурной жизни Финляндии ХIХ в. являлась так называемая "языковая борьба". Несмотря на выход княжества из состава Швеции, господствующее положение в обществе занимали шведы. Шведский язык оставался языком управления и обучения. Финский же продолжал оставаться языком простого народа. Это вызывало недовольство не только среди широких слоев финского населения, но и среди части шведоязычной интеллигенции, увлеченной идеями западного романтизма. Романтизм выдвинул язык в качестве основного признака нации. Распространение подобных взглядов стимулировало зарождение в 10-30-е гг. ХIХ в. фенномании финского национального движения, направленного против шведоязычной верхушки финляндского общества9. Духовный вождь данного направления преподаватель Або-академии (университета в Турку) А.И. Арвидссон пришел к выводу, что национально-культурное возрождение, ставшее возможным после 1809 г., приведет финский народ к государственно-политической самостоятельности10. Финское национальное движение получило новый толчок, когда в 1835 г. Э.Леннрот опубликовал финский национальный эпос "Калевала". Финская культура обрела надежную международную признанную основу11. Финское национальное пробуждение достигло своего апогея в 40-е гг. ХХ в., когда признанный лидер фенноманов, профессор Гельсингфорсского университета И.В. Снельман выработал национальную языковую программу и обосновал ее. Он обратился к образованным кругам общества способствовать развитию финской национальной идеи: "Мы уже не шведы, русскими стать не можем, так будем же финнами"12. По мнению И.В. Снельмана, финский язык должен был получить доступ к управлению, в судопроизводство, в школы и университет. Финно-язычному по происхождению, но говорящему по-шведски господствующему сословию необходимо сделать финский язык родным. Этот призыв получил отклик среди интеллигенции. В результате финский язык был приведен в соответствие с нормами литературного языка и делопроизводства. В ответ на притязания фенноманов, в 60-е г. ХIХ в. зародилось шведское национальное движение. Основной целью шведоманов являлось сохранение привилегированных позиций шведоязычного меньшинства населения. По их представлениям, шведоязычное население княжества образовало в Финляндии собственную "нацию", расово превосходящую финнов13. Шведоманы считали себя частью единого скандинавского мира с присущими ему традициями свободы, правопорядка и либерализма11. Естественным результатом такого самоощущения являлось то, что шведская ориентация в Финляндии стала синонимом оппозиции к политической системе России. Шведоязычное меньшинство княжества вело борьбу на два фронта против имперских амбиций России и против собственных фенноманов. Последние же в своем противоборстве со шведской элитой находили поддержку у России. В начале 60-х г. оформилось также третье идеологическое течение Финляндии либерализм. Либералы требовали проведения политических реформ, созыва сейма, участия граждан в работе местного самоуправления, а также освобождения экономики от пут меркантилистской регламентации. Языковой вопрос не являлся для них первостепенным. Позднее лозунгом либералов стали слова: "Один народ, два языка"14. Следует отметить, что либеральное течение имело слабое влияние, и впоследствии основная его часть примкнула к создаваемой шведоманами Шведской народной партии15. 60 80-e г. ХIХ в. ознаменовались для Финляндии дальнейшим укреплением и расширением ее автономии. Поскольку финляндцы оставались лояльными во время Крымской войны и сохраняли спокойствие в период Польского восстания 1863 г., Александр II созвал в 1863 г. финляндский сейм. В этом же 1869 г. был утвержден сеймовый устав, определивший периодичность созыва сейма, что укрепило позиции местной правящей элиты. Вообще законодательная деятельность в данный период являлась достаточно оживленной. Местное самоуправление было введено в сельских районах и реформировано в городах. С точки зрения укрепления автономии, являлось важным то, что царское правительство разрешило финляндцам чеканить собственную денежную единицу финскую марку, а в 1878 г. Финляндия получила собственную армию, которая могла быть использована за пределами княжества в исключительных случаях16. Эта армия стала символом особого статуса Финляндии в составе империи. В целом, по замечанию финского историка Л. Крузиуса-Аренберга, "Финляндия служила европейским фасадом России, который должен был показать общественному мнению западноевропейских стран, что вхождение в состав Российской империи есть благо"17. Укрепление автономии Финляндии происходило в тот момент, когда в России получили распространение различные националистические идеологии. Консервативный национализм, ставший при Николае II официальной идеологией Петербурга, признавал русскость и православие единственными гарантиями политической благонадежности. Привилегии для нерусских народов представлялись националистическим кругам России как существенное отклонение от проверенных веками норм. Поэтому та атмосфера космополитизма, которая отличала русско-финляндские отношения в 1/2 ХIХ в., в конце столетия безвозвратно ушла в прошлое18. В финской историографии предпринятое имперским руководством в конце ХIХ начале ХХ в. наступление на автономные привилегии Финляндии сначала характеризовались как "угнетение" (при этом выделяли два этапа : 1899-1905 гг. -"первый период угнетения", 1907-1917 гг. "второй период угнетения"), затем это явление предпочитали называть "русификацией", наконец, в современных исследованиях часто употребляется понятие "унификация"19. Вопрос о причинах упомянутого явления продолжает оставаться дискуссионным. Не умаляя значения влияния фактора русского национализма в ужесточение финляндского курса самодержавия20, все же следует отметить не меньшую важность других факторов. Более тесная интеграция Финляндии в общеимперскую систему была предопределена, в частности, экономическими причинами. Ускоренная модернизация России сама по себе предполагала большее единообразие в государстве и обществе. Кроме того, с конца ХХ в. княжество превратилось в один из объектов экономического соперничества между Россией и Германией. Удельный вес Германии в финском импорте увеличился с 20% в 80-е г. ХХ в. до 40% в 1906 г. В то же время доля России упала с 45% до 29%21. Постепенно Германия оттеснила Россию на финском рынке и в традиционно российской области экспорта в зерновом экспорте. В 1910 г. удельный вес российских зерновых культур в хлебном импорте Финляндии составил примерно 36%, экспортируемых из Германии 58%22. Постепенно Великое княжество Финляндское, составлявшее неотъемлемую часть Российской империи, ускользало из-под влияния капитала. Еще в 1907 г. Германия заняла первое место в общем товарообороте Финляндии23. Усиление ее экономического положения в княжестве настораживало российских предпринимателей и способствовало наступлению их на имперское правительство с целью предоставления отечественному капиталу режима наибольшего благоприятствования. В данном смысле ликвидация автономии Финляндии имела целью добиться вытеснения с финского рынка иностранных конкурентов и обеспечить господствующее положение на нем российским экспортерам22. Наряду с экономической подоплекой изменения финляндского курса самодержавия с начала ХХ в., в обстановке усиливающейся конфронтации двух военно-политических блоков Антанты и Тройственного союза большое влияние на взаимоотношения России и Финляндии стал оказывать военно-стратегический фактор необходимость обеспечения безопасности российской столицы. При этом российские военные принимали во внимание не только угрозу со стороны Германии. Многие полагали, что в случае германо-российского конфликта Швеция выйдет из состояния нейтралитета и попытается вернуть Финляндию24. Подобного мнения, в частности, придерживался командующий Балтийским флотом адмирал Н.Эссен25. С точки зрения финских историков Т. Полвинена, О. Сейткари, Р. Роппонена, военно-стратегический фактор являлся главной причиной так называемого "второго периода угнетения" Финляндии. Безопасность Петербурга требовала интеграции Финляндии в единую общеимперскую систему26. Княжество должно было стать защитой северного фланга столицы, поэтому в российском правительстве пришли к убеждению о необходимости ликвидации автономии княжества23. Следует также отметить, что тенденция к централизации накануне первой мировой войны была присуща практически всем империям. Крупный международный конфликт оказался неизбежным. Победа в нем, по представлениям правящей элиты, определялась не только состоянием экономики, армии, но и степенью государственной консолидации. Отсюда вытекала необходимость политики унификации, ибо к иным, не силовым рецептам решения проблем тогдашние правители испытывали мало доверия27. Безусловно, для широких кругов финляндского общества наибольшее значение имели не размышления о побудительных мотивах натиска имперского правительства на автономию княжества, а его непосредственное осуществление. Время, получившее в истории Финляндии название "первого периода угнетения", началось с манифеста от 3 февраля 1899 г., который предоставил российскому правительству право без одобрения сейма издавать для княжества законы, касающиеся общегосударственных потребностей империи. На основе февральского манифеста в Финляндии стала осуществляться так называемая "программа сплочения": были закрыты некоторые финляндские газеты, отменялась свобода собраний, становилось обязательным обучение русскому языку в школах. В 1900 г. имперское правительство объявило о постепенном введении русского языка в центральные учреждения княжества. В 1901 г. Николай II издал для Финляндии новый закон о воинской повинности, ликвидировавший финскую армию и предписывавший жителям княжества служить в русских войсках28. Поскольку большинство новобранцев игнорировало данный закон, а впоследствии имперские власти опасались вооружать финляндцев, в качестве компенсации за освобождение населения княжества от воинской повинности Петербург потребовал от Гельсингфорса выплачивать определенный "военный налог". Ежегодная сумма взноса сначала составляла 2 млн. финских марок, позднее она увеличилась до 15 млн.29 Революция 1905-1907 гг. в заставила имперское правительство отступить от жесткого давления на финляндскую автономию и отдать предпочтение проведению реформ. В 1906 г. маленький финский народ добился самого демократичного по тем временам избирательного права, которое впервые в Европе распространялось и на женщин. На смену устаревшему 4-х сословному сейму пришел однопалатный парламент. На первых выборах 1907 г. основанная в 1899 г. социал-демократическая партия получила 80 мест в финском парламенте из 200, что несколько больше, чем где бы то ни было в Европе30. После поражения первой русской революции политика интеграции княжества в общеимперскую систему продолжалась. В 1908 г. были приняты "столыпинские правила" прохождения всех финляндских вопросов, докладываемых царю, через Совет министров, а не прямо через министра статс-секретаря. 17 июня 1910 г. Дума и Государственный Совет одобрили закон, согласно которому финляндское законодательство по всем наиболее важным вопросам передавалось в ведение российских властей. Для представителей Финляндии в центральных органах России оговаривалась необходимость знания русского языка. Закон 1910 г. должен был послужить правовой основой для последующего уничтожения финляндской конституции31. После него в обход сейма последовал ряд других законодательных мер: о равноправии русских подданных с финляндцами, о подчинении финской лоцманской службы русскому военно-морскому ведомству и др.32 Ущемления ранее приобретенных привилегий вызвали соответствующее усиление националистического, противоимперского, движения в финляндском народе. В данной связи, вероятно, можно считать активный сепаратизм части финляндского общества следствием "российского периода диктатуры", берущим свое начало с конца ХIХ начала XX в.33 До обозначенного времени в Финляндии фактически присутствовали изоляционизм, "игра" в рамках предоставленной свободы, а также теоретические спекуляции о будущем статусе княжества. В начале ХХ в. в финляндском обществе возникло две традиции борьбы с унификаторскими начинаниями имперских властей: "пассивное" и "активное" сопротивление. Выразителем первой стал основанный в 1901 г. на широкой межпартийной основе блок "кагал"34. Его члены являлись принципиальными направления противниками насилия. Они призывали финляндцев строго придерживаться конституционных методов борьбы: выступали против введения русского языка в качестве обязательного в учебные заведения, составляли петиции русскому царю, а также агитировали жителей княжества эмигрировать в Северную Америку35. Приверженцы второй традиции отдавали предпочтение "активным" действиям, вплоть до вооруженного восстания. Основанная в 1904 г., партия активного сопротивления по методам борьбы напоминала российских эсеров36. В годы русско-японской войны она пыталась заручиться поддержкой Японии, провозгласив лозунг: "Враг России друг Финляндии"37. В 1907 г. "активисты" внесли в программу своего движения требование достижения государственной независимости Финляндии. Все же, по сравнению с "пассивным" сопротивлением, вторая традиция борьбы была менее популярной. По мере углубления российско-финляндского конфликта наблюдалось распространение сепаратистских взглядов. Таким образом, постепенно внутри империи пролегла невидимая линия фронта, по одну сторону которой оказались интересы национального развития Финляндии, по другую закономерности имперского развития России, подкрепленные военно-стратегическими и экономическими потребностями империи. Начало первой мировой войны внесло новые элементы в формирование финляндского курса российских властей. Во-первых, в оценке роли княжества Финляндского возросло значение военно-стратегического фактора. Теоретически на северном направлении империю подстерегали три опасности: германский военно-морской десант в Финляндии, присоединение Швеции к центральным державам и последующее вторжение шведской армии на территорию княжества, наконец, восстание в Финляндии. Худшим для России являлось соединение трех этих угроз. Во-вторых, в условиях военного времени имелась возможность предпринимать практически любые шаги, в том числе и репрессивного характера, которые можно было оправдать военным временем38. В то же время, имперское руководство оказалось перед необходимостью решать более неотложные проблемы, что способствовало уменьшению вмешательства во внутренние дела княжества. К тому же в Петербурге вскоре убедились, что высадка немецкого десанта в княжество практически невозможна, Швеция не желала выходить из состояния нейтралитета, финляндцы же пребывали в состоянии пассивного выжидания38. За княжеством утвердилась репутация второстепенного в военном отношении региона Российской империи. Войска сюда прибывали в основном для отдыха и пополнения перед отправкой на фронт. Численность русских войск в Финляндии в 1914-1916 гг. колебалась в пределах 35-40 тыс. человек40. Мировая война изменила также отношение финляндского общества к империи. Различные слои населения размышляли над вопросом: "Каким образом следует использовать военную обстановку, чтобы добиться улучшения государственно-правового положения княжества"? Большинство населения выступило в пользу политики лояльности по отношению к центральным властям. Командование русских войск, расположенных в Финляндии, благодарило местных жителей и Финляндскую администрацию за содействие в проведении мероприятий военного времени и выражения дружественных чувств41. Около 500 финляндцев поступили добровольцами в русскую армию. Многие деятели "пассивного сопротивления" демонстративно обменивались рукопожатиями с русскими официальными лицами и обещали забыть разногласия42. На средства, собранные финляндскими промышленниками, были оборудованы два полевых госпиталя. Финляндия приютила у себя беженцев. Фактически вся пресса, за исключением отдельных изданий, солидаризировалась в обвинении Германии, как поджигательницы войны. Особенно неблагоприятное впечатление на жителей малой страны оказало нарушение Германией нейтралитета Бельгии43. Проявление лояльности обуславливалось надеждой населения края на изменение финляндского курса российского правительства. Финляндцы ожидали, что имперское руководство сумеет по достоинству оценить их усилия, откажется от унификаторской политики в княжестве и вернет ему былые привилегии. Один из лидеров Старофинской партии, президент Национального акционерного банка Ю.К. Паасикиви высказал в тот период мысль, что Финляндии необходимо стремиться к такой автономии, которая была бы "не во вред, а на благо Российского государства"44. В финляндской прессе распространялись слухи о том, что в Петрограде будто бы готовится манифест, отменяющий наиболее одиозные законы "периодов угнетения". Так, известная своей оппозиционностью по отношению к центральным властям младофинская газета "Лаатокка" писала: "Если бы предполагаемый манифест рассеял все то, что в течение последних лет затемняло отношения между нами и империей, то этого было бы достаточно"45. Но ожидания не оправдались. В ответ премьер-министр И.Л. Горемыкин направил письмо генерал-губернатору княжества Ф.А. Зейну с требованием пресечь "неуместные суждения"46. В итоге, лояльность населения края не обрела необходимой устойчивости. В первые месяцы войны была запрещена деятельность 8 периодических изданий, на некоторые газеты наложен штраф в размере 70 тыс. марок47. С возмущением встречало финляндское общество известия о высылке во внутренние районы империи оппозиционно настроенных к самодержавию деятелей. Так, в Томской губернии оказался авторитетный юрист, бывший председатель сейма П. Э. Свинхувуд. Подобная участь постигла адвоката В. Нюландера, редактора газеты "Хямеен войма" Х. Вялисалми и др. В категорию оппозиционеров попали также члены религиозной секты "пятидесятников", выступавшие с позиций пацифизма. Всего к марту 1917 г. из княжества было выселено 123 человека, из них по распоряжению военных властей 41, по распоряжению гражданской администрации 82 чел.48 В ноябре 1914 г. эффект разорвавшейся бомбы произвела на жителей княжества публикация "Программы законодательных предложений и мер по Великому княжеству Финляндскому". В ней предусматривалось проведение ряда мероприятий, направленных на укрепление центральной власти в Финляндии, обеспечение интересов государственной обороны, достижение политического и экономического сближения княжества с империей. В программе говорилось о таможенном объединении, обеспечении за русскими товарами преобладающего положения на финляндском рынке, об объединении денежных систем и подготовке в России чиновников для замещения должностей по управлению краем49. В финской историографии эта программа получила название "Большой программы русификации". Ее изданием нередко датируется начало сепаратистского по характеру "новоактивистского" движения50. Его лидеры поставили перед собой цель отделения Финляндии от России при помощи Германии51. Социальной базой "нового активизма" стали: интеллигенция, преимущественно шведоязычная, студенчество, а также проживающие в Германии и Швеции финляндские эмигранты52. Все же, вероятно, "программа от 14 ноября" не являлась непосредственной причиной возрождения на новом уровне "активистской" традиции. Ее значение в том, что она подготовила благодатную почву для усиления антироссийских настроений в княжестве. Парадокс воздействия ноябрьской программы заключается в том, что в финляндском обществе она рассматривалась как начало очередного этапа в кампании против автономии Финляндии, призванного, по словам профессора Гельсинфоргского университета Е. Ельта, "Уничтожить ее последние остатки"53. Между тем, Россия не предпринимала попыток для реализации упомянутого документа. Отвечая на многочисленные вопросы в связи с публикацией ноябрьской программы, министр иностранных дел С.Д. Сазонов подчеркнул, что "все внимание империи сосредоточено на военных действиях и приступать к осуществлению означенной программы не предполагается"54. Для многих российских и финляндских политиков мотивы публикации ноябрьской программы казались загадочными, ибо в обстановке войны для имперского руководства было бы естественнее пообещать финляндцам какие-либо привилегии после окончания войны. Но российские власти предпочли молчание. Недальновидность имперских правящих кругов в национальном вопросе, а также первые неудачи русской армии, известия о которых несмотря на цензуру, проникали в княжество, способствовали формированию благоприятного микроклимата для развития одной из форм "нового активизма" егерского движения. Под данным понятием автор подразумевает германо-финляндское секретное сотрудничество в области создания на немецкой территории боевой единицы финляндских сепаратистов 27-го Королевского Прусского егерского батальона. В этом подразделении проходили службу 1890 добровольцев из Финляндии55. Примечательно, что в русской армии в тот период служили всего 544 финляндца56. Все же не следует преувеличивать масштабы сепаратизма основной массы населения края. Княжество сотни лет находилось в составе большого государства сначала Швеции, затем Российской империи, что содействовало укреплению представлений о незыблемости существующего миропорядка. Некоторые считали участников егерского движения авантюристами и опасались, что взаимодействие их с Берлином приведет к распространению военных действий на территорию Финляндии. Подобный поворот событий, по мнению главы финляндского жандармского корпуса А.М. Еремина, вызывал у населения края "уныние за будущее княжества, ибо в этом случае его ожидает участь и других занятых неприятелем территорий"57. Донесение российских представителей в княжестве также убеждают в том, что финляндская правящая элита и политические партии придерживались выжидательной позиции. Они выражали лишь настойчивое желание "быть услышанными", т.е. требовали возобновления деятельности сейма58. Предпринимателям сотрудничество с имперскими с имперскими властями давало новые заказы и рост прибылей, рабочим дополнительные возможности для заработков, что сужало базу для сепаратистских настроений. Военное время стало для Финляндии, по выражению финского историка П. Лунтинена, "временем оживленным и бодрым". Разрыв связей с Германией компенсировался переориентацией на рынок России. Финляндская индустрия поставила русской армии военные материалы в 1915 г. на сумму 150 млн. марок, в 1916 г. на сумму в 300 млн. марок. Общий товарооборот с Россией вырос с 589 млн. в 1915 г. до 1087 млн. марок в 1916 г.59 Финляндия стала основным поставщиком бумаги в Россию. В 1916 г. одна только фирма "Кюммене" обслуживала 167 русских газетных издательств и более 70 различных учреждений, начиная от морского министерства в Петрограде, кончая Киевской конторой Государственного банка и штабом Туркестанского военного округа60. В выполнении заказов царского правительства принимали участие крупнейшие финляндские фирмы металлообрабатывающей, кожевенной, бумажной и других отраслей промышленности. Наибольшим ростом отличалась в Финляндии в годы войны металлообрабатывающая промышленность. Ее предприятия получили хорошие рынки сбыта, а занятость увеличилась с 17 тыс. до 27 тыс. рабочих61. Ежемесячные "заработки" финляндских промышленников на заказах, подрядах, поставках уже в первые годы войны составляли в среднем около 8 млн. марок, что в 2 раза превышало сумму таможенного дохода страны в мирное время62. Экономические противоречия финляндских предпринимателей с имперскими властями возникали не на почве милитаризации экономики княжества, а в области денежно-кредитных взаимоотношений: наводнение финляндского рынка обесцененными русскими бумажными рублями и увеличение по мере продолжения войны взноса Финляндии на общегосударственные нужды63. Подобные противоречия особенно обострились в период деятельности Временного правительства. Но вплоть до Февральской революции разногласия между Россией и ее "национальной окраиной" в экономической области не носили принципиального характера. Возрастающее в ходе войны экономическое значение Финляндии также не позволило националистическим кругам российского руководства эффективно проводить в княжестве открыто русификаторскую политику. Имперское правительство, занятое более неотложными проблемами ведения войны, в своей практической деятельности частично отошло от жесткого давления на финляндскую автономию64. Для того, чтобы ослабить недоверие финляндцев к центральным властям, последние в условиях военного времени все-таки разрешили проведение выборов в финляндский сейм. Это событие произошло в июле 1916 г. Упомянутый шаг был призван направить недовольство определенной части населения в цивилизованные рамки политической борьбы. Несмотря на высокий абсентеизм избирателей, согласно отчету генерал-губернатора княжества Ф. Зейна, в выборах приняли участие 52% общего числа избирателей, результаты их стали довольно знаменательными. Впервые в истории социал-демократы получили большинство мест в парламенте: 100 из 200, буржуазные партии в среднем получили 4-6 мест65. Поскольку в годы войны социал-демократы являлись менее оппозиционно настроенными по отношению к российским властям и обращались к ним за помощью в борьбе против роста дороговизны предметов первой необходимости; российская печать полагала, что, победив на выборах, эта партия окажется "более благоразумной", чем буржуазные круги, и направит мысли финского народа от политических вопросов на решение экономических и социальных задач. Комментируя итоги выборов, Ф. Зейн все-таки пришел к убеждению, что, вопреки подобным иллюзиям, новый сейм будет еще более непокорным и продолжит прежнюю политику защиты автономии от любых посягательств центральной власти66. В 1916 г. в Совете Министров активно обсуждался вопрос о привлечении финляндцев к отбыванию воинской повинности и к принудительным работам для нужд обороны. По подсчетам Военного министерства, Финляндия могла предоставить в русскую армию около 200 тыс. новобранцев, которых можно было быстро обучить военному делу67. Русская печать в лице "Нового времени", "Утра России" и "Вечернего времени" преуспела в спекуляциях на тему о недостаточном взносе Финляндии, который она уплачивала взамен отбывания жителями края воинской повинности68. Различные националистические общества забрасывали Совет Министров просьбами принять меры против финляндского "нейтралитета"69. Но окончательное решение постоянно откладывалось до "наступления удобных времен", которые так и не наступили. Даже сведения о том, что молодые финляндцы охотнее отправлялись служить в германскую армию, чем в русскую, не создали прецедента для линчующего неистовства в адрес жителей края. Следствие о причастности к егерскому движению осуществлялось согласно строгим нормам российской законности70. Разумеется, представители российской власти в Финляндии не склонялись к протекции сепаратистов. В принципе, большинство из них не одобряло автономии Финляндии, но они считали себя ответственными за сохранение в крае спокойствия. Ради этого можно было согласиться на временные неудобства. Казалось, что военное время учило российских чиновников гибкости управления национальным регионом. Но изжить укоренившееся в финляндском обществе недоверие к центру все же оказалось задачей непосильной и объективно навряд ли возможной. К тому же печать противоречивости лежала на финляндском курсе самодержавия. С одной стороны, наблюдался отход от жесткого давления на автономию княжества, с другой не отменялись законы 1899 и 1910 гг. Как будто для того, чтобы вызвать недовольство финляндцев, русский язык ввели в женские гимназии и в духовные училища. Кроме того, есть основание предполагать, что в основном корректное отношение к финляндской автономии являлось лишь тактическим шагом военных лет. Со второй половины 1916 г. идея возврата к довоенному Финляндскому курсу имперских властей вновь становилась популярной в высших правительственных кругах71. В данной связи, вероятно, прав П. Лунтинен, утверждая, что если бы царская Россия победила в войне, Финляндию ожидали бы новые испытания72. На примере Великого княжества Финляндского с определенной долей условности можно представить закономерности взаимоотношений между Российской империей и ее национальными регионами. По мнению немецкого историка А. Кеппелера, в XIXначале XX вв. в России параллельно развивались два процесса: гомогенизация империи, выразившаяся в росте ее однородности в результате миграции на окраины русских, в укреплении там позиций русской гражданской и военной элит, в увеличении роли русского языка и культуры, с другой стороны национальная мобилизация нерусских этносов, превращавшихся в современные нации со своими элитами, языком и культурой. Эти две противоречивые тенденции гомогенизация и дифференциация усиливали политическое и социальное напряжение в империи73. Своей жесткой политикой рубежа веков правительство достигло сохранения в государстве спокойствия, но потеряло доверие у местных элит. Разбег отчуждения, накопившийся в России самодержавной, стал одной из предпосылок конфликтов революционного времени. ИСТОЧНИКИ Бобович И.М. Русско-финляндские экономические отношения накануне Великой Октябрьской социалистической революции. Ленинград, 1968. С.6. Ютиккала Э. История Финляндии с древности до стабилизации самостоятельности в 1939 г. // Прибалтийско-финские народы. Ювяскюля, 1995. С.55. Paasivirta J. Finland and Europe. Helsinki, 1988, P. 11. Ютиккала Э. Указ. соч. С.55. Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф.1361. Оп.1. Статс-секретариат Великого княжества Финляндского. Ютиккала Э. Указ. соч. С.56. Там же. Хобсбаум Э. Введение к книге "Нации и национализм после 1780 г.: "Программа, миф, реальность" //Современные методы преподавания новейшей истории. М., 1996. С. 37. См. подробнее: J??skelainen M. Die Ostkarelische Frage. Helsinki, 1965. S.19. Цит.по: Такала И.Р. А.И. Арвидссон о положении Финляндии в составе Российской империи (рубеж 30-40-х гг. ХIХ в.) // Скандинавский сборник. Таллинн, 1988. Вып.32. С.89. J??skel?inen M. Op.cit. S.20. Цит.по: Ютиккала Э. Указ.соч. С.56-57. Zetterberg S. Die Liga der Fremdv?lker Russlands. Helsinki, 1978. S.37. Ibid. Ibid. Ютиккала Э. Указ. соч. С.58. Цит по: Krusius-Arenberg.L. Finnischer Separatismus und Russischer Imperialismus im vorigen Jahrhundert // Historische Zeitschrift, 1959. Bd 187.H.2. S.273. Паасивирта Ю. Северный бастион Родины. 1995. № 12. С.25. Kaikkonen O. Aspekte zur Erforschung der deutsch-finnischen Beziehungen. 1871-1914. // Zur NordeuropaForschung. Greifswald, 1985. S.43. Luntinen P. Ven?l?isten sotasuunnitelmat Suomen separatismia vastaan. Tampere, 1984. S.81. Pihkala E. Suomen Venajan-kauppa vuosina 1860-1917. Helsinki, 1970. S. 136. Бобович. И.М. Указ.соч. С.95. О причинах упомянутой ситуации см. подробнее: Бобович. И.М. Указ. соч. С.103; Китанина Т.М. Русский хлебный экспорт и рынок Финляндии во второй половине 19-начале 20 в. // Труды советско-финляндского симпозиума историков. Рига. 2-4 декабря 1985. Ленинград, 1988. С.79; Pihkala E. Op.cit. S. 138, 148-150. Menger M. Die Finnlandpolitik des deutschen Imperialismus. 1917-1918. Berlin, 1974. S. 19. Бобович. И.М. Указ. соч. С.155. Ropponen R. Die russische Gef?hr. Helsinki, 1976. S.70; ?selius G. The "Russian Menase" to Sweden. Stockholm, 1994. P. 4. Ven?l?isten sortokausi Suomessa. Historian Aitta. XIV. Porvoo-Helsinki, 1960. S. 19-23, 35; Ropponen R. Op.cit. S.71. Paasivirta J. Pienet valtiot Europassa. Helsinki, 1987. S. 350. Попов В.Д. Финляндия. Политико-экономический очерк. М., 1957. С. 32; Бобович. И.М. Указ. соч. С. 24. Luntinen P. Sotilasmiljoonat. Helsinki, 1984. S.172. Холодковский В.М. Революция 1918 года в Финляндии и германская интервенция. М., 1967. С.5. О законодательных мерах правительства с целью ликвидации автономии Финляндии см. подробнее: Соломещ И.М. Финляндская политика царизма в годы первой мировой войны. (1914-февр.1917 гг.). Петрозаводск, 1992. С.7-9; Тейстре У.В. Вопрос об общегосударственном законодательстве и наступление царизма на финляндскую автономию в 1907-1910 гг.// Скандинавский сборник. Таллинн, 1972. № 17. С. 94-96; Кан А.С. Великое княжество Финляндское под властью царской России. Вопросы истории Европейского Севера. Петрозаводск, 1980. С.122-124. Кан А.С. Указ. соч. С. 124. Krusius-Arenberg.L. Op. cit. S. 249. Kujala A. Japanin, Englannin ja Ruotsin yhteydet Suomen perustuslailliseen oppositioon Ven?j?n-Japanin sodan aikana // Historiallinen Aikakauskirja, 1988. N 1. S.4. РГИА. Ф.1361. Оп.1. Д.69. Л.2-3; Д.71.Л.9; Д.73. Л.1-1об Сводки сведений о деятельности А.Грипенберга, К.Циллиакуса, А.Бонсдорфа, И.Кастрена. 1902 г.; Ф. 1276. Оп.8. Д.47. Л. 12-15Характеристика П. Свинхувуда из Департамента полиции. 9.01.1913. Kujala A. Ven?j?n sosialistivallankumouksenllinen puolue ja Suomen aktivismin synty // Historiallinen Aikakauskirja. 1987. N2. S.83-97. Lauerma M. Aktivismi // Historian Aitta. XIV. Porvoo-Helsinki, 1960. S.137-141. Соломещ И.М. Указ. соч. С.16, 19. Российский государственный архив Военно-морского флота (РГА ВМФ). Ф.353. Оп.2. Д.10. Л.2-3; Командующий Балтийским флотом В.А. Канин о плане обороны Свеаборга. 25.03.1916; РГИА. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 35. Л. 13обДонесение Ф. Зейна Б.В. Штюрмеру от 24.01.1916. Paasivirta J. Finland and Europe. Helsinki, 1988, P. 18.; Rasila V., Jutikkala E. Suomen polittinen historia. 1905-1975. Porvoo-Helsinki-Juva, 1980. S.54. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 2126. Оп.1. Д.560. Л.64Рапорт командующего 42-м армейским корпусом в штаб 6-й армии, ноябрь 1915. Соломещ И.М. Указ. соч. С. 24.; Luntinen P. Ven?l?isten sotasuunntelmat. S.130-133. Politisches Archiv des Ausw?rtigen Amts, Bonn. (PAAA). Weltkrieg 11 c. Bd 2 J?ck E. an Zimmermann A. vom 2.11.1914. Цит. по: Ikonen K. Paasikiven polittinen toiminta Suomen itsenaistymisen murrosvaiheessa. Helsinki, 1990. S. 48. Соломещ И.М. Указ. соч. С. 25. Там же. Евгенин И.Н. Финляндия во время войны. Гельсингфорс, 1915. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф.449. Оп.1. Д12. Л.1,7 Справки о лицах, высланных за пределы Финляндии, август 1914 февраль 1917. Архив Внешней политики Российской империи (АВПРИ). Ф.134. Оп.473. Д.41. Л. 4-8 "Программа законодательных предложений и мер по Великому княжеству Финляндскому", 14.11.1914. Martola A.E. Sodassa ja rauhassa. Muistelmia. Helsinki, 1973. S.9: Lauerma M. J??kariliike // Historian Aitta. XIV. S.220. PAAA. Wk 11c. Bd 7. 18456 Wetterhoff F. an Moltke H. vom 9.04.1915: Sweden 56. Bd 3. H 055177 Wetterhoff F. an Zimmermann A. vom 17.05.1915. АВПРИ. Ф.134. Оп.473. Д.220. Л.60, 60об Доклад Ф. Трепова Б.В. Штюрмеру от 3.03.1916. Hjelt E. Vaiherikkailta vuosilta. II. Helsinki, 1919. S.43. АВПРИ. Ф. 134. Оп. 473. Д.41. Л.18об, Телеграмма С.Д. Сазонова А.В. Неклюдову от 10.12.1914. См. подробнее: Lauerma M. J??kariliike. S.215-235. Turpeinen O. Keisarillinen Ven?j?n viranomaisten suhtautuminen j??k?riliikkeeseen. Helsinki, 1980. S. 262. РГИА. ф.1282. Оп.2. Д.117. Л.1об Доклад А.М. Еремина в МВД от 22.02.1916. |