ответственность за посягательства, направленные на личную свободу. Такие посягательства затрагивали практически всю область человеческой свободы в ее внешних проявлениях, в том числе лишение на короткое время возможности передвигаться, сделать выбор между действием или бездействием и полной потерей свободы в смысле свободного гражданского состояния, заменяющегося рабством. Исходя из степени вторжения в область свободы личности, указанные посягательства подразделялись на три относительно самостоятельных, но взаимосвязанных группы3. К первой относились деяния, посягающие на свободу отдельных актов человеческой деятельности и состоящие в принуждении человека делать или не делать что-либо, испытать или перенести какое-либо ощущение. При этом юридическая конструкция таких деяний была двоякой: с одной стороны, их опасность определялась применительно к пострадавшему в зависимости от степени опасности наступивших последствий, а с другой по отношению к виновному независимо от вредных последствий. В первом случае речь шла о системе принуждения (этот технико-юридический прием был воспринят германским уголовным правом); во втором о системе физического или психического (угроз) насилия, наказуемого безотносительно к результату. Позднее такой подход был воспринят французским и русским уголовным правом. Вторая группа охватывала деяния, состоящие в ограничении свободы передвижения на более или менее продолжительное время и выражающиеся преимущественно в противозаконном задержании и заключении. Наконец, к третьей группе относились похищение или захват людей, включавшие в себя продажу в рабство и работорговлю, подмену и похищение детей, похищение женщин. Русское дореволюционное уголовное право различало насилие в тесном смысле этого слова, то есть физическое насилие, и угрозу его применения (насилие психическое), рассматривая их как самостоятельные формы преступле3 См.: Таганцев Н.С. Русское уголовное право: Лекции. Часть Общая / Состав, и отв. ред. Н.И. Загородников. М., 1994. С. ИЗ. |
Уже на ранних ступенях развития общества были известны наиболее опасные посягательства против личной свободы. Римское право, в частости, различало plagium (продажа в рабство, некоторые виды противозаконного заключения) и raptus ( похищение женщины); простое насилие (vis), наказывавшееся как открытое нарушение законов и общественного спокойствия. В процессе эволюции последнее распалось на crimen vis publica насильственные действия должностных лиц и crimen vis privata наказуемое насилие со стороны частных лиц. Позднее к crimen vis publica было отнесено всякое вооруженное насилие, угрожавшее общественному спокойствию. Аналогичное наблюдалось и в средневековой правовой доктрине, но постепенно по мере развития права насилие против личности выделилось из группы посягательств против общественного спокойствия и перешло в разряд посягательств против личности. На этом основании немецкая школа уголовного права включила посягательства против личности в особый, самостоятельный, раздел преступлений, предусматривающий ответственность за посягательства, направленные на личную свободу. Такие посягательства затрагивали практически всю область человеческой свободы в ее внешних проявлениях, в том числе лишение на короткое время возможности передвигаться, сделать выбор между действием или бездействием и полной потерей свободы в смысле свободного гражданского состояния, заменяющегося рабством. Исходя из степени вторжения в область свободы личности, указанные посягательства подразделялись на три относительно самостоятельных, но взаимосвязанных труппы.4 К первой относились деяния, посягающие на свободу отдельных актов человеческой деятельности и состоящие в принуждении человека делать или не делать что-либо, испытать или перенести какое-либо ощущение. При этом юридическая конструкция таких деяний была двоякой: с од4 См.: Тагакцев Н.С. Русское уголовное право. Лекции. Часть Общая. Состав, и отв. редактор Н.й. Загородкикое. М., 1994. с.113. ной стороны, их опасность определялась применительно к пострадавшему в зависимости от степени опасности наступивших последствий, а с другой по отношению к виновному, независимо от вредных последствий. В первом случае речь шла о системе принуждения (этот технико-юридический прием был воспринят германским уголовным правом); во втором о системе физического или психического (угроз) насилия, наказуемого безотносительно к результату. Позднее такой подход был воспринят французским и русским дореволюционным уголовным правом. Вторая группа охватывала деяния, состоящие в ограничении свободы передвижения на более или менее продолжительное время и выражающиеся преимущественно в противозаконном задержании и заключении. Наконец, к третьей группе относились похищение или захват людей, включавшие в себя продажу в рабство и работорговлю, подмену и похищение детей, похищение женщин. Русское дореволюционное уголовное право различало насилие в тесном смысле этого слова, то есть физическое насилие, и угрозу его применения (насилие психическое), рассматривая их как самостоятельные формы преступления, запрещая и то и другое под угрозой наказания безотносительно к результатам деятельности. При этом предусматривалась ответственность за само по себе насилие или угрозу его применения, а также за насилие, выступавшее средством совершения иного преступления (например, грабежа, разбоя), при котором оно превращалось в элемент его состава. Таким образом, в изначальном традиционном понимании насилие в русском уголовном праве характеризовалось наличием трех следующих признаков: а) противозаконностью; б) употреблением силы против потерпевшего; |