Проверяемый текст
Кирюхина, Людмила Николаевна; Вооруженное насилие как способ совершения преступления (Диссертация 1999)
[стр. 15]

ответственность за посягательства, направленные на личную свободу.
Такие посягательства затрагивали практически всю область человеческой свободы в ее внешних проявлениях, в том числе лишение на короткое время возможности передвигаться, сделать выбор между действием или бездействием и полной потерей свободы в смысле свободного гражданского состояния, заменяющегося рабством.
Исходя из степени вторжения в область свободы личности, указанные посягательства подразделялись на три относительно самостоятельных, но взаимосвязанных
группы3.
К первой относились деяния, посягающие на свободу отдельных актов человеческой деятельности и состоящие в принуждении человека делать или не делать что-либо, испытать или перенести какое-либо ощущение.
При этом юридическая конструкция таких деяний была двоякой: с
одной стороны, их опасность определялась применительно к пострадавшему в зависимости от степени опасности наступивших последствий, а с другой по отношению к виновному независимо от вредных последствий.
В первом случае речь шла о системе принуждения (этот технико-юридический прием был воспринят германским уголовным правом); во втором о системе физического или психического (угроз) насилия, наказуемого безотносительно к результату.
Позднее такой подход был воспринят французским и русским
уголовным правом.
Вторая группа охватывала деяния, состоящие в ограничении свободы передвижения на более или менее продолжительное время и выражающиеся преимущественно в противозаконном задержании и заключении.
Наконец, к третьей группе относились похищение или захват людей, включавшие в себя продажу в рабство и работорговлю, подмену и похищение детей, похищение женщин.
Русское дореволюционное уголовное право различало насилие в тесном смысле этого слова, то есть физическое насилие, и угрозу его применения (насилие психическое), рассматривая их как самостоятельные формы
преступле3 См.: Таганцев Н.С.
Русское уголовное право: Лекции.
Часть Общая / Состав, и отв.
ред.

Н.И.
Загородников.
М., 1994.
С.
ИЗ.
[стр. 13]

Уже на ранних ступенях развития общества были известны наиболее опасные посягательства против личной свободы.
Римское право, в частости, различало plagium (продажа в рабство, некоторые виды противозаконного заключения) и raptus ( похищение женщины); простое насилие (vis), наказывавшееся как открытое нарушение законов и общественного спокойствия.
В процессе эволюции последнее распалось на crimen vis publica насильственные действия должностных лиц и crimen vis privata наказуемое насилие со стороны частных лиц.
Позднее к crimen vis publica было отнесено всякое вооруженное насилие, угрожавшее общественному спокойствию.
Аналогичное наблюдалось и в средневековой правовой доктрине, но постепенно по мере развития права насилие против личности выделилось из группы посягательств против общественного спокойствия и перешло в разряд посягательств против личности.
На этом основании немецкая школа уголовного права включила посягательства против личности в особый, самостоятельный, раздел преступлений, предусматривающий ответственность за посягательства, направленные на личную свободу.
Такие посягательства затрагивали практически всю область человеческой свободы в ее внешних проявлениях, в том числе лишение на короткое время возможности передвигаться, сделать выбор между действием или бездействием и полной потерей свободы в смысле свободного гражданского состояния, заменяющегося рабством.
Исходя из степени вторжения в область свободы личности, указанные посягательства подразделялись на три относительно самостоятельных, но взаимосвязанных
труппы.4 К первой относились деяния, посягающие на свободу отдельных актов человеческой деятельности и состоящие в принуждении человека делать или не делать что-либо, испытать или перенести какое-либо ощущение.
При этом юридическая конструкция таких деяний была двоякой: с
од4 См.: Тагакцев Н.С.
Русское уголовное право.
Лекции.
Часть Общая.
Состав, и отв.
редактор
Н.й.
Загородкикое.
М., 1994.
с.113.


[стр.,14]

ной стороны, их опасность определялась применительно к пострадавшему в зависимости от степени опасности наступивших последствий, а с другой по отношению к виновному, независимо от вредных последствий.
В первом случае речь шла о системе принуждения (этот технико-юридический прием был воспринят германским уголовным правом); во втором о системе физического или психического (угроз) насилия, наказуемого безотносительно к результату.
Позднее такой подход был воспринят французским и русским
дореволюционным уголовным правом.
Вторая группа охватывала деяния, состоящие в ограничении свободы передвижения на более или менее продолжительное время и выражающиеся преимущественно в противозаконном задержании и заключении.
Наконец, к третьей группе относились похищение или захват людей, включавшие в себя продажу в рабство и работорговлю, подмену и похищение детей, похищение женщин.
Русское дореволюционное уголовное право различало насилие в тесном смысле этого слова, то есть физическое насилие, и угрозу его применения (насилие психическое), рассматривая их как самостоятельные формы
преступления, запрещая и то и другое под угрозой наказания безотносительно к результатам деятельности.
При этом предусматривалась ответственность за само по себе насилие или угрозу его применения, а также за насилие, выступавшее средством совершения иного преступления (например, грабежа, разбоя), при котором оно превращалось в элемент его состава.
Таким образом, в изначальном традиционном понимании насилие в русском уголовном праве характеризовалось наличием трех следующих признаков: а) противозаконностью; б) употреблением силы против потерпевшего;

[Back]