|
105 чисел, и дар божественных видений, нам внятно все и острый галльский смысл, и сумрачный германский гений...». Своего рода нравственным радикализмом можно назвать и традиционное на Руси правдоискательство. Даниил Заточник, Иван Карамазов, протопоп Аввакум и многие другие реальные люди и вымышленные герои в разные эпохи и в разной социальной сфере строили свою жизнь согласно внутреннему нравственному императиву. Нравственность важнейшая социально-психологическая категория национального самосознания, не удивительно, что этнический аспект сильнее онтологического и в работах русских философов «серебряного века». Различное понимание нравственности лежит в основе православного сознания, с одной стороны, и западного протестанского, с другой. Европеец формируется на ценностях протестанской этики с ее приоритетом личности и индивидуальной самореализации и совершенствования, между тем как православные добродетели прежде всего коллективизм, скромность, трудолюбие («не для себя, для мира»). При всей борьбе с православием большевики, кстати, весьма грамотно использовали эти традиционные ориентации, просто направляя их в иное, идеологическое, русло. Сергий Радонежский, наиболее почитаемый русский святой, как известно, сам растил хлеб, духовно подпитывал начинания Дмитрия Донского, со своей братией защищал и родную обитель от иноверцев. По-иному была устроена жизнь западных монастырей, где иноки жили подаянием, продажей индульгенций, а в мирские дела, за редким исключением, не вмешивались. Старчество, описанное Достоевским и “Братьях Карамазовых”, традиции Оптиной пустыни, куда за духовным утешением и просветлением шли и дворяне, и купцы, и крестьяне воплотили в себе национальные ожидания, понимание русскими роли духовных наставников в мирской жизни. |
88 чем это касается не столько политических, сколько поведенческих стереотипов. Характерной чертой национальной психологии является полемичность русской мысли противопоставление, а не сравнение в духе классической логики. Также еще одно свойство русской натуры осваивать и переиначивать на свой лад. Вспомним блоковское: “Мы любим все и жар холодных чисел, и дар божественных видений, нам внятно все и острый галльский смысл, и сумрачный германский гений...”. Своего рода нравственным радикализмом можно назвать и традиционное на Руси правдоискательство. Даниил Заточник, Иван Карамазов, протопоп Аввакум и многие другие реальные люди и вымышленные герои в разные эпохи и в разной социальной сфере строили свою жизнь согласно внутреннему нравственному императиву. Нравственность важнейшая социально-психологическая категория национального самосознания, не удивительно, что этнический аспект сильнее онтологического и в работах русских философов “серебряного века”. Различное понимание нравственности лежит в основе православного сознания, с одной стороны, и западного протестанского, с другой. Европеец формируется на ценностях протестанской этики с ее приоритетом личности и индивидуальной самореализации и совершенствования, между тем как православные добродетели прежде всего коллективизм, скромность, трудолюбие (“не для себя, для мира”). При всей борьбе с православием большевики, кстати, весьма грамотно использовали эти традиционные ориентации, просто направляя их в иное, идеологическое, русло. Сергий Радонежский, наиболее почитаемый русский святой, как известно, сам растил хлеб, духовно подпитывал начинания Дмитрия Донского, со своей братией защищал и родную обитель от иноверцев. 89 По-иному была устроена жизнь западных монастырей, где иноки жили подаянием, продажей индульгенций, а в мирские дела, за редким исключением, не вмешивались. Старчество, описанное Ф.М.Достоевским и “Братьях Карамазовых”, традиции Оптиной пустыни, куда за духовным утешением и просветлением шли и дворяне, и купцы, и крестьяне воплотили в себе национальные ожидания, понимание русскими роли духовных наставников в мирской жизни. Однако в России, как нигде в Европе (поистине в духе бердяевских “антиномий”), церковь в то же время стала орудием государственной политики, “ветвью” самой государственности, формируя с ней некий симбиоз, отразившийся в официальной формуле “православие, самодержавие, народность”. Священный Синод, учрежденный Петром I и встроенный в политическую структуру Российской империи, к тому же возглавляемый светским лицом представителем государства, закрепил это место церкви в российской жизни, превратив священника в своего рода “чиновника от религии”, обеспечивающего преемственность государственной идеологии. Характерно, что и сегодня церковь, формально отделенная от государства, исподволь начинает выполнять свою прежнюю функцию, к которой ее светская власть как бы незаметно подталкивает. Глава церкви патриарх благословил действующего президента в день его инаугурации, участвует в наиболее значимых протокольных мероприятиях российского государства; предполагаемое возвращение священников в российскую армию окончательно закрепит прерванную Октябрем идеологическую функцию церкви. Не столько истинная вера, сколько православная религиозность все явственнее утверждается как непременный атрибут этно-национальной идентичности. |