|
высказываются мнения в пользу смертной казни как эффективного средства борьбы с организованной преступностью. Причина столь противоположных мнений в том, что неблагоустроенность, внутренняя несвобода человека порождает жестокость. Свобода предполагает уважение к чужой жизни, даже если это жизнь преступника. Сегодня после отказа от идеологического единомыслия две стороны национальной психологии, как бы сфокусированные в понятиях «свобода» и «воля», борются в каждом из русских, в каждом из нас. Борются между собой и два образа русского народа: условно говоря, «азиатский», с чертами «инертного консерватизма» и вместе с тем «бунтарства» и «европейский», признающий права личности каждого, даже совершенно несимпатичного «мне лично» человека, в котором «моя» свобода подразумевает свободу и соседа по дому, и соседа по многонациональной России. Вся история России есть непрерывная борьба противоположностей, обусловленная необъятным пространством и «евразийскими» метаниями русской души. То же самое можно сказать и о русском характере. По мнению английского исследователя М. Бэринга, «в русском человеке сочетаются Петр Великий, князь Мышкин и Хлестаков». В.Н. Сагатовский предполагает иное, пожалуй, еще более точное сравнение братьев Карамазовых как наш коллективный портрет. «Бескорыстие любви Алеши, неудержимость эмоционального порыва Дмитрия, до конца идущая рефлексия Ивана, подлая маргинальное^ Смердякова» (21) все это, по его мнению, сочетаются в характере русского народа. Русский философ И. Ильин так выразил сочетание в национальном характере основного противоречия и великих возможностей, которые реализуются при его успешном разрешении: «Доселе он колеблется между слабохарактерностью и высшим героизмом. Столетиями строили его монастырь и |
91 стоянии друг от друга различные ораторы обращаются к своим слушателям зачастую с противоположных позиций? Несколько лет назад американские психологи, изучая меру адаптации русских иммигрантов к непривычной для них среде, обратились к ним, в частности, с таким вопросом: “Как следует наказывать человека за совершенное им преступление?” Почти 100% наших недавних соотечественников дружно ответили: “Как можно строже, чтобы другим неповадно было”, американцы, выступавшие в качестве контрольной группы, выразили совершенно иную точку зрения “согласно правовым нормам”. Известно, что сегодня высказываются мнения в пользу смертной казни как эффективного средства борьбы с организованной преступностью. Причина столь противоположных мнений в том, что неблагоустроенность, внутренняя несвобода человека порождает жестокость. Свобода предполагает уважение к чужой жизни, даже если это жизнь преступника. Сегодня после отказа от идеологического единомыслия две стороны национальной психологии, как бы сфокусированные в понятиях “свобода” и “воля”, борются в каждом из русских, в каждом из нас. Борются между собой и два образа русского народа: условно говоря, “азиатский”, с чертами “инертного консерватизма” и вместе с тем “бунтарства” и “европейский”, признающий права личности каждого, даже совершенно несимпатичного “мне лично” человека, в котором ”моя” свобода подразумевает свободу и соседа по дому, и соседа по многонациональной России. Вся история России есть непрерывная борьба противоположностей, обусловленная необъятным пространством и “евразийскими” метаниями русской души. То же самое можно сказать и о русском характере. По мнению английского исследователя М.Бэринга, “в русском человеке сочетаются Петр Великий, князь Мышкин и Хлестаков”. 92 В.Н.Сагатовский предполагает иное, пожалуй, еще более точное сравнение братьев Карамазовых как наш коллективный портрет. “Бескорыстие любви Алеши, неудержимость эмоционального порыва Дмитрия, до конца идущая рефлексия Ивана, подлая маргинальность Смердякова” [22] все это, по его мнению, сочетаются в характере русского народа. Русский философ И.Ильин так выразил сочетание в национальном характере основного противоречия и великих возможностей, которые реализуются при его успешном разрешении: “Доселе он колеблется между слабохарактерностью и высшим героизмом. Столетиями строили его монастырь и армия, государственная служба и семья. И когда удавалось им их дело, то возникали дивные, величайшие образы: русские подвижники, русские бессребреники, претворяющие свой долг в живую преданность, а закон в систему героических поступков; и в них свобода и дисциплина становились живым единством” [23]. Русский сегодня, и это безусловно усугубляет социальную фрустрацию, вызванную объективными причинами социального “разлома”, живет как бы одновременно в нескольких “ментальных” измерениях, где теснятся и его полузабытые традиции, и идеологическая заданность советской эпохи, и либеральные веяния последнего десятилетия, еще не до конца освоенные, но уже невольно вбираемые самим фактом жизни в современной России, уже не советской, но еще и не демократической. Внутренняя противоречивость и массового, и индивидуальноличностного сознания русских, которую выявили исследования первой половины 90-х гг., результат очередного “крутого поворота” нашей истории. В отсутствие объединяющей общенациональной идеи, а такая идея, “хорошая” или “плохая”, но была и в дореволюционной России, и в Советском Союзе. |