46 бой мужчина или любая женщина, имеющие французское гражданство. Франция не многонациональное государство: это одна страна, один народ, плод долгой истории. Любая попытка, использующая случайные критерии, граничащие с расизмом, определить как не «чистого» француза того или иного члена французского сообщества оскорбление национального сознания. Р1икто здесь не может се принять, и наша партия меньше чем кто бы то ни было». Эта реакция, скорее всего, основана на различном подходе к проблеме нации, чем на действительных политических или исторических разногласиях. Чтобы объяснить это различие, нужно вспомнить, что понятие «нация» имеет разную историю в различных европейских странах. «Существуют темы, весьма характерные для России и кране редкие во Франции. Так, например, проблемам «национального характера языка» (сагас1еге па(юпа1 б,ипе 1апяие) серьезно изучается лингвистами в России, тогда как сочинения на эту же тему вряд ли были бы опубликованы во Франции. Сам факт изучения этого вопроса говорит, по крайней мере, о том, что в конце нашего века существование национального характера языка признано в России, но не во Франции» (5). В дореволюционной Франции французский язык ни в коем случае не был «национальным», а был необходимым языком администрации и интеллектуальной элиты. Революция изменила точку зрения на этот вопрос: триумф французского языка стал триумфом Нации и Разума. В Германии, напротив, в это время общность языка служила признаком для определения нации и основой требования единого национального государства. Французская нация представляет собой политический проект (рпуе1 роПбцие), рожденный в упорной политической и общественной борьбе. Немецкая нация, наоборот, появилась сначала в трудах интеллектуалов-романтиков как вечный дар, основанный на |
27 Франция не многонациональное государство: это одна страна, один народ, плод долгой истории. Любая попытка, использующая случайные критерии, граничащие с расизмом, определить как не “чистого” француза того или иного члена французского сообщества оскорбление национального сознания. Никто здесь не может ее принять, и наша партия меньше чем кто бы то ни было”. Эта реакция скорее всего основана на различном подходе к проблеме нации, чем на действительных политических или исторических разногласиях. Чтобы объяснить это различие, нужно вспомнить, что понятие “нация” имеет разную историю в различных европейских странах. “Существуют гемы, весьма характерные для России и кране редкие во Франции. Так например, проблемам “национального характера языка” (сагас1еге пайопа1 с!,ипе 1апцие) серьезно изучается лингвистами в России, тогда как сочинения на эту же тему вряд ли были бы опубликованы во Франции. Сам факт изучения этого вопроса говорит, по крайней мере, о том, что в конце нашего века существование национального характера языка признано в России, но не во Франции” [6]. В дореволюционной Франции французский язык ни в коем случае не был “национальным”, а был необходимым языком администрации и интеллектуальной элиты. Революция изменила точку зрения на этот вопрос: триумф французского языка стал триумфом Нации и Разума”. В Германии, напротив, в это время общность языка служила признаком для определения нации и основой требования единого национального государства. Французская нация представляет собой политический проект (рго]е1 роПйцие), рожденный в упорной политической и общественной борьбе. Немецкая нация, наоборот, появилась сначала в трудах интеллектуалов-романтиков как вечный дар, основанный на общности языка и культуры. В данном случае язык был сущностью нации, тогда |