|
58 го самосознания располагаются народы, населяющие Россию. Третий уровень занят народами, с которыми практически не было соприкосновений в историческом взаимодействии. Эта совокупность образов “других” так или иначе проецируется на восприятие собственной нации. В свою очередь образующая сложная проекция иных национальных групп рационализируется в виде обыденных представлений о том, кто такие «мы русские» или «они немцы» и т.д. Хотя нужно учесть один очень важный момент. Установка «мы» и «они» у русских никогда не была столь категоричной, как у большинства европейских народов. В общность «мы» они готовы были принять не только этнически «чистых» соотечественников, но и соседей, склонных на взаимность. Причину этого нужно искать в преобладающих стереотипах поведения русских, по отношению к другим народам, отличавшихся в мирное время, как только заканчивалось очередное «покорение» той или иной земли, исключительной терпимостью и восприимчивостью к чужому, иногда даже в ущерб самим себе. Этническая идентификация рассматривается рядом авторов как многоуровневое образование. Первый уровень это классификация и собственно идентификация, являющиеся основанием для формирования оппозиции «мыони». Второй уровень «формирование образов», т.е. приписывание этническим общностям определенных культурных, статусных и т.п. характеристик. Третий -уровень этнической идеологии, под которым понимается «более или менее связный взгляд на прошлое, настоящее и будущее своей собственной группы по отношению к иным этническим группам». Этничность как этническая идентичность есть символическая конструкция, механизмы осуществления которой имеют психологическую основу. В отличие от социальной, профессиональной и иных форм и видов идентификации, опирающихся на реальные и в принципе «измеримые» формы дея |
39 национальном самосознании складывается своеобразная иерархия значимых инонациональных общностей. Так, русское национальное самосознание обязательно содержит образы немцев, англичан, французов, евреев. А на следующем уровне национального самосознания располагаются народы, населяющие Россию. Третий уровень занят народами, с которыми практически не было соприкосновений в историческом взаимодействии. Эта совокупность образов “других” так или иначе проецируется на восприятие собственной нации. В свою очередь образующая сложная проекция иных национальных групп рационализируется в виде обыденных представлений о том, кто такие “мы русские” или “они немцы” и т.д. Хотя нужно учесть один очень важный момент. Установка “мы” и “они” у русских никогда не была столь категоричной, как у большинства европейских народов. В общность “мы” они готовы были принять не только этнически “чистых” соотечественников, но и соседей, склонных на взаимность. Причину этого нужно искать в преобладающих стереотипах поведения русских, по отношению к другим народам, отличавшихся в мирное время, как только заканчивалось очередное “покорение” той или иной земли, исключительной терпимостью и восприимчивостью к чужому, иногда даже в ущерб самим себе. Этническая идентификация рассматривается рядом авторов как многоуровневое образование. Первый уровень это классификация и собственно идентификация, являющиеся основанием для формирования оппозиции “мы-они”. Второй уровень “формирование образов”, т.е. припысывание этническим общностям определенных культурных, статусных и т.п. характеристик. Третий уровень этнической идеологии, под которым понимается “более или менее связный взгляд на прошлое, настоящее и будущее своей собственной группы по отношению к иным этническим группам”. 40 Этничность как этническая идентичность есть символическая конструкция, механизмы осуществления которой имеют психологическую основу. В отличие от социальной, профессиональной и иных форм и видов идентификации, опирающихся на реальные и в принципе ‘"измеримые” формы деятельности, роли, статусы, иерархии, этническая идентичность есть комплекс символов, совокупность которых порождает особого рода ощущение принадлежности к общности, члены которой могут различаться по самым разным параметрам, но при этом чувствовать свое единство по той только причине, что все они “одной национальности”. Этот символический характер этничности порой приводит исследователей к выводу о бессмысленности данной категории. Так, еще в 1917 году П.А.Сорокин писал, например, что “в процессе анализа, национальность, казавшаяся нам чем-то цельным, какой-то могучей силой, каким-то отчеканенным социальным слитком, эта “национальность” распалась на элементы и исчезла. Вывод гласит: национальности как единого социального элемента нет, как нет и специально национальной связи” [4]. Скепсис великого социолога, как представляется, обусловлен тем обстоятельством, что его анализ не учитывал именно специфической природы этнического (национального), расщепление которого на составные части и последующее препарирование каждой из них в ее объективизированной форме или функциональном качестве превращает этничность в фиктивную или даже мистифицированную характеристику, “таинственный национальный принцип”, по словам П.А.Сорокина. Отказ национальному на существование и сведение его лишь к “сочетанию общих социальных факторов, среди которых нельзя отыскать специально национального фактора”, чреват негативными последствиями, в первую очередь в сфере практической политики, что продемонстрировали |