98 позе», сложившийся у Максима Грека, приехавшего в Россию на рубеже XVI вв.(15) На протяжении многих веков создавались прекрасные произведения иностранных архитекторов и художников, которые трудились в России. Принося на русскую землю чужие навыки мастерства, чужие стили, они усваивали русское понимание, русское ощущение пространства. Так возникает русско-европейский Петербург, европейская столица, в которой дома не теснятся, а стоят на вольном просторе. Внешнее пространство символически выявляет внутреннюю широту как своеобразную аксиому отношения к миру. Так возникает Петр Великий работы Фальконе, скульптура, о которой историками искусства давно сказано, что это лучшая конная статуя XVIII в., в ней иконографический тип наделяется свойствами внутренней широты и свободы, Иноземный скульптор становится русским художником, пораженный этим иным отношением к пространству, иным осмыслением пространственности. Поэтизация образа «человека в пути» как в художественной литературе («Очарованный странник», «Мертвые души»), так и в фольклоре («Не бойся дороги были бы кони здоровы»), безусловно, отражает существенные черты русского национального самосознания. Даже маргинальность современного «бомжа» (напомним, человека без определенного места жительства), как ни дискуссионна эта аналогия, вполне вписывается в культурно-исторический стереотип коллективного поведения русских. Огромность русских земель издавна расценивалась историками (в частности, в переписке Екатерины II с французскими просветителями) как причина особого политического развития страны, как важнейший этнопсихологический фактор, обуславливающий «власть пространства» над русским мировосприятием. «Русская душа», по мнению Н. Бердяева, «ушиблена ширью, |
81 “поразительный по верности” образ России как женщины, сидящей “при пути в задумчивой позе”, сложившийся у Максима Грека, приехавшего в Россию на рубеже XVI вв. На протяжении многих веков создавались прекрасные произведения иностранных архитекторов и художников, которые трудились в России. Принося на русскую землю чужие навыки мастерства, чужие стили, они усваивали русское понимание, русское ощущение пространства. Так возникает русско-европейский Петербург, европейская столица, в которой дома не теснятся, а стоят на вольном просторе. Внешнее пространство символически выявляет внутреннюю широту как своеобразную аксиому отношения к миру. Так возникает Петр Великий работы Фальконе, скульптура, о которой историками искусства давно сказано, что это лучшая конная статуя XVIII в., в ней иконографический тип наделяется свойствами внутренней широты и свободы. Иноземный скульптор становится русским художником, пораженный этим иным отношением к пространству, иным осмыслением пространственности. Поэтизация образа “человека в пути” как в художественной литературе (“Очарованный странник”, “Мертвые души”), так и в фольклоре (“Не бойся дороги были бы кони здоровы”), безусловно, отражает существенные черты русского национального самосознания. Даже маргинальность современного “бомжа” (напомним, человека без определенного места жительства), как ни дискуссионна эта аналогия, вполне вписывается в культурно-исторический стереотип коллективного поведения русских. Огромность русских земель издавна расценивалась историками (в частности, в переписке Екатерины II с французскими просветителями) как причина особого политического развития страны, как важнейший этно-психологический фактор, обуславливающий “власть пространства” над русским мировосприятием. “Русская душа”, по мнению Н.Бердяева |