|
правовое взаимодействие граждан и государства носило, по сути, не столько юридико-формальный, сколько моральный характер, а само государство и его представители одухотворялись, мифологизировались и сакрализирова190 лись . Основными факторами в политико-правовом развитии остались традиционные для отечественного правосознания идеи: поиск царства правды, могущество государства и мессианская идея —«идея России всегда обосновывалась пророчеством о будущем, а не тем, что есть, да и не может быть иным мессианское сознание» . Советский проект, с нашей точки зрения, был попыткой на государственном уровне совместить две отличные тенденНапример, в народном сознании традиционные политико-правовые категории, такие как «гроза», «правда» «справедливость» прочно вошли и в советский публичный дискурс. Так, «метафора грозы наиболее прочно вошла в фольклорную версию сталинского змееборческого мифа: “А с его гроз я велик возрос!” или “Народ как туча грозовая, а Ленин да Сталин две молнии”». См.: Щербинина Н.Г. Герой и антигерой в политике. М., 2002. С. 72. В символических образах серпа и молота воплотились также и народные представления о страшном суде: «Огненный серп скоро вас пожнет, а молот в преисподнюю заколотит!» Примечательно и то, что центральные советские издания назывались: «Правда», «Молот», «Молния» и т.п. «Сама должность главы партии, —отмечает Л.А. Андреева, стала сакральной, объединив жреческо-идеологические и властные земные функции. В России опять возродилась наместническая власть. Коммунистический вождь должен был восприниматься как “наместник нового Христа”Ленина». См.: Андреева Л.А. Указ. соч. С. 244. Даже старые религиозно-властные институты, старые тюрьмы, Суздальские и Соловецкие монастыри, «куда отправляли еретиков, превратились в изоляторы для еретиков социалистических», выполняли те же, привычные функции. См.: Безансон А. Советское настоящее и русское прошлое. М., 1998. С. 65. 130Бердяев Н.А. Указ. соч. С. 47. |
системе государственной власти и практике ее осуществления (при дуалистической монархии и особенно после февральской революции, когда установилось, по сути, двоевластие). Справедливо по этому поводу отмечает ВЛ. Любашиц, что «каждая политическая организация проходит суровые испытания на эффективность и в силу этого обстоятельства существует мало пригодных институтов» 322. Таковыми непригодными к новым социальным условиям, как видится, оказались и старая система монархической власти и вновь установившаяся, но не поддерживаемая и не понимаемая народными массами, либерально-демократическая политикоправовая система. Интересным остается то, что советский политико-правовой строй по внешней форме представлял собой прогрессистский вектор развития: разрыв с традиционно-православными верованиями, перестройка институциональной системы властвования, снятие классовых и, соответственно, социальных противоречий, ориентация на поступательное достижения лучшего социального устройства (справедливости и равенства в социальной жизни), при котором настоящее понимается как черновой, эскизный вариант, ступень будущего идеального устройства и т.п. . Однако по своему содержанию коммунистический строй базировался на духовно-нравственных и ментальных характеристиках русского народа, институциональное построение системы власти и властных отношений опиралось на традиционные начала. Политико-правовое взаимодействие граждан и государства носило, по сути, не столько юридикоформальный, сколько моральный характер, а само государство и его представители одухотворялись, мифологизировались и сакрализировались . Основными факторами в политико-правовом развитии остались традиционные для отечественного правосознания идеи: поиск царства правды, могущество государства и мессианская идея «идея России всегда обосновывалась пророчеством о будущем, а не тем, что есть, да и не может быть иным 322Любашиц В.Я. Эволюция государства как института политической системы. С. 29. 323См. о прогрессизме, например: Дугин АТ. Философия политики. М.» 2004. С. 47-48. 324 Например, в народном сознании традиционные политико-правовые категории такие как «гроза», «правда» «справедливость» прочно вошли и в советский публичный дискурс. Так, «метафора грозы наиболее прочно вошла в фольклорную версию сталинского змееборческого мифа: “А с его гроз я велик возрос!” или “Народ как туча грозовая, а Ленин да Сталин две молнии”» / Щербинина Н.Г. Герой и антигерой в политике М., 2002. С. 72. В символических образах серпа и молота воплотились также и народные представления о страшном суде: «Огненный серп / Скоро вас пожнет, / А молот в преисподнюю заколотит!» Примечательно и то, что центральные советские издания назывались: «Правда», «Молот», «Молния» и т.п. Сама должность главы партии, отмечает Л.А. Андреева, стала сакральной, объединив жреческо-идеологические и властные земные функции. В России опять возродилась наместническая власть. Коммунистический вождь должен был восприниматься как “наместник нового Христа”Ленина» / Андреева Л.А. Указ. соч. С. 244. Даже старые религиозно-властные институты старые тюрьмы, Суздальские и Соловецкие монастыри, «куда отправляли еретиков, превратились в изоляторы для еретиков социалистических», выполняли те же, привычные функции / Безансон А. Советское настоящее и русское прошлое. М., 1998. С. 65. |