|
и бытовое обустройство, так и отрицание, и осуждение этих установок. Важно установить соотнош ение этих ориентаций, их место в структуре культуры , их историческую динамику и перспективы развития. Но это м ож но сделать, лиш ь сопоставив индивидуализм и прагматизм как вектор формирования экономической культуры с другими его векторами общ инным идеалом и ценностями государственности. В постсоветский период соотнош ение основных факторов формирования российской экономической культуры снова стало кардинально меняться. О днако нам кажечея не совсем верной точка зрения, согласно которой российское предпринимательство конца XX в. «мало что унаследовали» от традиционной российской культуры . Безусловно, советский период наложил па культуру, в том числе и экономическую, собственный отпечаток, и многие конкретны е традиции дореволю ционного российского предпринимательства утрачены , как кажется, безвозвратно Первоначально перестройка культуры шла в направлении освобождения индивидуалистических, прагматических и достижительных мотиваций и ослабления государственного начала, целью которого было способствовать восстановлению и развитию частной хозяйственной инициативы. Индивид, свободное самовыражение которого резко противопоставлялось государственной советской централизации, воспринимался как главный субъект будущего экономического прогресса: «Движение в этом направлении охватывает множество различных процессов. Но главный из них ослабление роли государства как собственника и непосредственного субъекта хозяйствования, развитие частных форм экономических отнош ений» 2 . Описанная тенденция заш ла настолько далеко, что был даже поставлен под сомнение сам факт существования неких общ их национальных интересов как в сфере политики, так и экономики. 1997.-804 с. 1 Чепуренко АЛО. Новые российские предприниматели: в поисках «цивилизационных» особенностей // Обновление России: трудный поиск решений. Вып. 7. Москва, 1999. 2 Заславская Т. И. Рывкина Р.В. Социология экономической жизни: Очерки теории. Новосибирск: Наука.Сиб.отд-ние, 2000.-448 с. 87 |
воспринимало их в качестве нравственно и духовно состоятельных. С.Н. Булгаков сетовал, что «Развитие производительных сил и вообще ценности производительного труда,... в сущности, находит далеко не достаточную оценку в нашем общественном сознании, встречает к себе высокомерное, пренебрежительное отношение. Стремление к развитию производства и творческая инициатива в этой области слишком часто у нас рассматриваются исключительно под углом зрения классового бентамизма, как «буржуйство», стремление к наживе» [30]. Реально это оборачивалось распространением в сфере экономического сознания чистого материализма, культа стяжательства, а также слабостью деловой этики. С.Н. Булгаков видел выход из создавшегося положения в сознательном привнесении высших духовных, религиозных ценностей в экономическую культуру. В то же время, индивидуализм и практицизм в России типологически отличались от аналогичных ценностей, сложившихся к этому времени в западном обществе. В ходе религиозной Реформации индивидуализм и практицизм получили высшую религиозную санкцию и стали фундаментом духовной и социальной жизни, в России же практические достижительныс ценности уступали по своему значению ценностям аскриптивным — в их разных вариантах: семейных, общинных, конфессиональных и, конечно, государственных. В русской культуре, как и во всякой другой, присутствуют как практицизм и индивидуализм, рациональные установки на накопление богатства и бытовое обустройство, так и отрицание, и осуждение этих установок. Важно установить соотношение этих ориентации, их место в структуре культуры, их историческую динамику и перспективы развития. Но это можно сделать, лишь сопоставив индивидуализм и прагматизм как вектор формирования экономической культуры с другими его векторами — общинным (соборным) идеалом и ценностями государственности и служения. По поводу роли общины в русской общественной мысли уже много десятилетий идут интенсивные споры, в которых стороны занимают подчас противоположные позиции. Принято считать, что общинный, т.е. коллективный 120 В то же время, трудовой коллектив продолжал выполнять важную интегративную и организационную функцию: «Внешне может показаться, что разрушение русской общинной жизни, произошедшее в эпоху ускоренной индустриализации и урбанизации, должно было нарушить и идеалы соборности, атомизируя индивидов и подчиняя их только внешнему тоталитарному контролю. Однако соборные черты общинной жизни сохранялись в российском сознании. Они были воссозданы в жизни производственных коллективов советской эпохи. Эти коллективы представляли собой не только профессиональные объединения людей, но и служили особыми формами общения и повседневной человеческой коммуникации ..., реальная внепроизводственная жизнь советских людей, не замыкаясь в семейных рамках, во многом переплеталась с производственной работой. ... В условиях тоталитарного контроля и коммунальности те элементы соборности, которые сохранялись в жизни трудовых коллективов, становились своеобразным самозащитным механизмом для личности и специфической формой проявления ее свободы». [213] Таким образом, в советский период русской истории сдвиги в балансе ценностной и социокультурной систем были более значительными, чем когда бы то ни было прежде — даже во время петровских реформ. Индивидуалистическое и общинное начала были жестко подавлены, подчинены идеологии, заменившей традиционную этику служения, и государственному контролю, ставшему безальтернативным. Однако даже в этих условиях мы наблюдаем подспудное сохранение практицизма, потребительского индивидуализма и солидаристских норм. В постсоветский период соотношение основных факторов формирования российской экономической культуры снова стало кардинально меняться. Однако нам кажется не совсем верной точка зрения, согласно которой российское предпринимательство конца XX в. «мало что унаследовали» от традиционной российской культуры [259]. Безусловно, советский период наложил на культуру, в том числе и экономическую, собственный отпечаток, и многие конкретные традиции дореволюционного российского предпринимательства утрачены, как 135 кажется, безвозвратно (например, традиция благотворительности и меценатства, вытесненная РЛ), однако постольку, поскольку, как мы уже показали сохраняется подвижный баланс основных векторов развития культуры, происходит не полное исчезновение ценностей, а смещение динамического равновесия от одной традиции к другой — от коллективизма к индивидуализму, от ориентации на государство к анархизации, от умеренного практицизма к гипертрофии потребительства. Первоначально перестройка культуры шла в направлении освобождения индивидуалистических, прагматических и достижительных мотиваций и ослабления государственного начала, целью которого было способствовать восстановлению и развитию частной хозяйственной инициативы. Индивид, свободное самовыражение которого резко противопоставлялось государственной советской централизации, воспринимался как главный субъект будущего экономического прогресса: «Движение в этом направлении (к рыночной капиталистической экономике) охватывает множество различных процессов. Но главный из них — ослабление роли государства как собственника и непосредственного субъекта хозяйствования, развитие частных форм экономических отношений» [67]. Описанная тенденция зашла настолько далеко, что был даже поставлен под вопрос сам факт существования неких общих национальных интересов — как в сфере политики, так и экономики. Быстрая приватизация и освобождение частной хозяйственной инициативы действительно сформировали в течение 1992— 1995 годов слой не только мелких и средних предпринимателей («челноков», фермеров, производителей), но и крупных посредников, финансистов, банкиров-олигархов. Как показывают опросы начала 90-х годов, в мотивации индивидуальной предпринимательской деятельности ведущие места занимали достижительные ценности — стремление к повышению материального благосостояния, к обеспечению стабильного достатка в семье, к независимости и профессиональной самореализации, а также и гедонистические мотивы [77], связанные как с ростом престижного и 136 |