|
98 отношений, порождая собой некий возврат назад, к процессам, которые происходили в культуре ранее. В свое время их окончательная завершенность была очевидной, но происходит очередной «перелом» и парад архаичных культурно-исторических форм, в том числе, реставрация мифологии, дает о себе знать. Происходит это по следующей причине: оцененные как «прошлые» культурные формы, стряхивая с себя архаичную пыль, приходят в неожиданное соприкосновение, в результате которого рождается иная реальность, создающая альтернативу той реальности, которая почти разрушена у всех на глазах. С. Махлина, в частности пишет о постмодернизме: «Постмодернизм, отталкиваясь от искусства, предшествовавшего ему, в то же время включает в себя и отталкивание от искусства начала века... В этом отношении постмодернизм смыкается с барокко, также явившимся рефлексией на предшествующую ему эпоху и так же, как и постмодернизм, рассматриваемый не только как реакция на классицизм, но и как рефлексия эллинизма на предыдущий период».56 Н. Терещенко и Т. Шатунова дают иное определение понятию «постмодерн»: «Культура предстает нашему взору, как совокупность, соединение (иногда эклектическое) различных культурных слоев и образований, которые невозможно помыслить как органическое целое. В теории тоже отсутствует единая форма осмысления культурных процессов. Эта ситуация, непривычная для российской и для европейской ситуации, получила название «постмодерн».57 Называя философию постмодерна «стратегией подрыва и перехода», Терещенко и Шатунова подчеркивают, что данная стратегия не принесет традициям отечественной и европейской культуры катастрофических разрушений до тех пор, пока не начнет претендовать на универсализм. Но в таком случае, 56 Махлина С. Т. Семиотика культуры и искусства. Опыт Энциклопедического словаря. СПб., 2000. 343 с. 57 Терещенко Н., Шатунова Т. Постмодернизм как ситуация философствования. М., 2003; С. 23 |
57 софов, историков расходятся, но вне сомнения имеет место завершение одного цикла и начало нового. Хотя рождение постмодерна хронологически совпало с началом перехода к постиндустриальной эпохе, было бы большим упрощением трактовать постмодерн просто как культуру постшщустриального общества. Как интеллектуальное течение, постмодерн более автономен, хотя, несомненно, отражает характерную для постиндустриализма индивидуализацию культуры и постепенную «деконструкцию» многих черт культуры модернизма. Именно в этом смысле можно определить постмодернизм как своеобразную форму мироощущения переходной эпохи. В переходные периоды распада целостности дает о себе знать потребность в реставрации старых, архаичных исторических форм и отношений. В < свое время их окончательная завершенность была очевидной, но происходит очередной «перелом» и парад архаичных культурно-исторических форм, в том числе, реставрация мифологии, дает о себе знать. Происходит это по следующей причине: оцененные как «прошлые» культурные формы, стряхивая с себя архаичную пыль, приходят в неожиданное соприкосновение, в результате которого рождается иная реальность, создающая альтернативу той реальности, которая почти разрушена у всех на глазах. С.Махлина пишет о постмодернизме: .«Постмодернизм, отталкиваясь от искусства, предшествовавшего ему, в то же время включает в себя и отталкивание от искусства начала века... В этом отношении постмодернизм смыкается с барокко, также явившимся рефлексией на предшествующую ему эпоху и так же, как и постмодернизм, рассматриваемый не только как реакция на классицизм, но и как рефлексия эллинизма на предыдущий период» (174; с. 343), Н.Терещенко и Т.Шатунова дают такое определение понятию «постмодерн»: «Культура предстает нашему взору, как совокупность, соединение (иногда эклектическое) различных культурных слоев и образований, которые невозможно помыслить как органическое целое. В теории тоже отсутствует еди 58 ная форма осмысления культурных процессов. Эта ситуация, непривычная для российской и для европейской ситуации, получила название «постмодерн» (251; с. 23). Называя философию постмодерна «стратегией подрыва», Терещенко и Шатунова подчеркивают, что эта стратегия не принесет традициям отечественной и европейской культуры катастрофических разрушений до тех пор, пока не начнет претендовать на универсализм. Но в таком случае, постмодерн опровергнет сам себя, поскольку одним из его теоретических положений является отрицание больших нарративов. Ситуация философствования постмодерна возможна в демократическом обществе, допускающем одновременное существовшше различных мироощущений и терпимыми к иным мирочувствованиям. Однако явление демократии уже есть большой нарратив, порожденный ренессансным гуманизмом и эпохой Просвещения. Терещенко и Шатунова пишут: «Но если постмодерн является всего лишь субкультурой, находящейся, так сказать, под защитой большого нарратива, о каком завершении времени больших нарративов, о какой послесовременной эпохе мы говорим?» (251; с. 18). Ответ на этот вопрос может оказаться простым: постмодерн это тонкая игра интеллектуалов, его концепции подрыва ни что иное, как розыгрыш высокообразованных гуманитариев. При таком ответе непонятно, почему состояние человечества XXI в. у многих культурологов, философ и историков вызывает тревогу и беспокойство. В книге «Постмодерн как ситуация философствования» предлагается в качестве причины отсутствие у современного человечества объединяющей идеи. Терещенко и Шатунова считают: «Правда постмодерна состоит в том, что такой идеи в наше время, на рубеже тысячелетий нет. Несогласие с этим фактом бегство от реальности и исток вредных утопий. Вместе с тем, существует переизбыток культурных форм и идейных течений, их подчас нестройное разноголосие и причудливое смешение» (251; с. 19). |