Проверяемый текст
Гриценко В.В.xy Социально-психологическая адаптация переселенцев в России. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2002. 252 с.
[стр. 145]

Среди категории частной жизни и у мигрантов, и у местного населения, доминируют семейные категории.
А дальше иерархии идентичностей сравниваемых групп не совпадают: если половая принадлежность у коренных жителей занимает третье место в иерархии базовых самохарактеристик, то у мигрантов она отодвигается на четвертое, «пропуская» вперед профессиональную и общечеловеческую идентичности.
Доминирование в
идентификационой матрице мигрантов (после семейной) профессиональной идентичности связано с тем, что лишившись в результате вынужденного переезда жилья и значительной части нажитого за предшествующую жизнь имущества, у переселенцев остался единственный капитал профессиональные знания, умения и навыки.
К сожалению, часть переселенцев теряет и этот единственный и бесценный для них капитал, так как нередко
свой образовательный и квалификационный потенциал приходится использовать неэффективно, нерационально или не в полной мере.
Для многих профессия, работа по специальности является важнейшим условием обеспечения себе условий жизни (не только и не столько материальных, сколько духовных: круга близких по духу и интересам людей,
специфической ауры общения), сопоставимых с теми, которые они имели до переезда, а также основным источником удовлетворения потребности в самореализации.
Поэтому в самопредставлениях значительной части вынужденных мигрантов профессиональная принадлежность оказалась столь актуальной, а в отдельных случаях чрезмерно актуальной.
Так, одна 32-летняя женщина-переселенка из Таджикистана, проживающая с
1996 года в г.Москве, на просьбу дать 5 ответов (отмечая при этом наиболее важные для нее характеристики) на вопрос: «Кто Я?» 5 раз подряд назвала: «Я бухгалтер».
Очевидно, в качестве главных объединяющих категорий русских вынужденных мигрантов с русскими Москвы и Московской области могли бы стать гражданская и этническая принадлежность.
Однако, как видно из
таблицы, доля основных статусных социально-присоединяющих характеристик таких, как «гражданство» и «национальность» от всего количества самопредставлений у обеих сравниваемых групп невелика и составляет всего 20% в структуре идентичности вынужденных мигрантов и 10% местных жителей.
145
[стр. 81]

81 жителей — 84,3% (различия по критерию Фишера незначимы).
В то же время среди объективных базовых категорий (или категорий частной жизни) получены статистически значимые различия (коэффициент Фишера = 3,21 при уровне значимости р0,001).
Среди базовых категорий и у мигрантов, и у местного населения доминируют семейные категории.
В поисках новой идентичности в условиях современного общественного кризиса и коренные жители, и мигранты из стран ближнего зарубежья, прежде всего, обращаются к себе и к своему ближайшему окружению — семье.
В большей степени это присуще для местного населения (р0,001).
Однако "семья все в меньшей мере выполняет свою функцию социально-психологической защиты от того давления, которое каждый из ее членов испытывает со стороны общества, и все в большей степени становится ареной личностного и нравственного конфликта" (Здравомыслов, 1995, с.133).
А поэтому проблемы дезадаптации личности и ее включенности в новые общественные отношения невозможно решить только через семью (Дробижева и др., 1996).
Несмотря на то, что по категории "Семья" получены значимые различия в исследуемых группах, она является главным компонентом в идентификационных матрицах как в группе мигрантов, так и в группе коренных жителей и занимает первое место в структуре идентичностей обеих групп.
Затем иерархии идентичностей сравниваемых групп не совпадают: если половая принадлежность у коренных жителей занимает второе место в иерархии базовых самохарактеристик, то у мигрантов она отодвигается на четвертое, "пропуская" вперед профессиональную и общечеловеческую идентичности.
Доминирование в
идентификационной матрице мигрантов профессиональной идентичности связано с тем, что, лишившись в результате вынужденного переезда жилья и значительной части нажитого за предшествующую жизнь имущества, у переселенцев остался единственный капитал — профессиональные знания, умения и навыки.
К сожалению, часть переселенцев "теряет" и этот единственный и бесценный для них капитал, так как нередко


[стр.,82]

82 свой образовательный и квалифика-ционный потенциал приходится использовать неэффективно, нерационально или не в полной мере.
Для многих профессия, работа по специальности является важнейшим условием обеспечения себе условий жизни (не только и не столько материальных, сколько духовных: круга близких по духу и интересам людей,
соответствующей ауры общения), сопоставимых с теми, которые они имели до переезда.
Поэтому в самопредставлениях значительной части вынужденных мигрантов профессиональная принадлежность оказалась столь актуальной, а в отдельных случаях — чрезмерно актуальной.
Так, одна 32-летняя женщина-переселенка из Таджикистана, проживающая с
1993 года в г.Волгограде, на просьбу дать 5 ответов (отмечая при этом наиболее важные для нее характеристики) на вопрос: "Кто Я?"5 раз подряд назвала: "Я — бухгалтер".
И все же, несмотря на существующие различия в иерархии идентичностей между группами вынужденных мигрантов и старожильческого населения Волгоградской и Саратовской областей, у обеих групп сохраняется основная структура идентичностей, где остаются значимыми общечеловеческая, семейная, профессиональная, половая принадлежности.
Казалось бы, в качестве главных объединяющих категорий русских вынужденных мигрантов с русскими Волгоградской и Саратовской областей могли бы стать гражданская и этническая принадлежность.
Однако, как видно из
данных табл.
1, доля таких основных статусных социально-присоединяющих характеристик, как "гражданство" и "этническая принадлежность", от всего количества самопредставлений у обеих сравниваемых групп невелика и составляет в сумме всего 9,2% в структуре идентичности вынужденных мигрантов и 6,3% — местных жителей.
Это значительно ниже по сравнению с аналогичными показателями русского населения других регионов России, в частности по сравнению с данными, полученными отделом социально-психологических проблем исследования национальных отношений Института этнологии и антропологии РАН при исследовании русских в четырех республиках РФ: Северной Осетии (Алании), Татарстане, Тыве и Саха (Якутии)

[Back]