Низкое стремление социальной присоединенности за счет этнической и гражданской принадлежности, скорее всего, компенсируется необходимостью поиска общечеловеческой идентичности. Такого типа самоидентификаций в обеих группах оказалось более 10%. Как нам представляется, в нынешних условиях построения демократического общества, когда свободное развитие личности человека, соблюдение его прав становится во главу угла, именно эта категория в групповых «Я-образах» выступает главной объеди4^7 няющеи категорией. К нашему удивлению, религиозная принадлежность в собирательных «Я-образах» обеих групп оказалась неактуальной статусной характеристикой. Тем не менее привлечение дополнительных индикаторов, в частности субъективных оценок уровня религиозности русского населения г. Москвы и Московской области, полученных нами в процессе интервьюирования, дает возможность не столь однозначно интерпретировать данные результаты. Так, среди коренных жителей 27% назвали себя верующими и еще 40% верующими, но не соблюдающими обычаи и обряды. Среди мигрантов эти цифры равны соответственно 13% и 67%. То есть несмотря на то, что в групповых «Я-образах» и мигрантов, и постоянно проживающих жителей религиозная принадлежность не стала значимым компонентом, у представителей обеих групп русского этноса зафиксирована довольно высокая религиозная активность. Следовательно, не стоит недооценивать значимости религии для населения в условиях социальной неопределенности и нестабильности. Возможно, именно религия содержит в себе потенциальные возможности при необходимости актуализировать потребность в идентичности и групповой солидарности. В целом, можно сказать, что среди этнополитических категорий существенных различии между группами вынужденных мигрантов и коренных жителей исследуемых областей обнаружено не было. Для большой части мигрантов оказалась актуальной такая специфическая категория, как «беженец, вынужденный переселенец». Причем наиболее наполненной эта категория, как и категория «негативные субъективные характеристики», встречается среди беженцев и переселенцев из Таджикистана и республик Закавказья. Вероятно это связано с тем, что в 146 |
83 (Дробижева и др., 1996). Пожалуй, это можно объяснить моноэтничностью среды проживания, коими отличаются Волгоградская и Саратовская области, что объективно снижает актуальность соотнесения себя с такой категорией, как "этническая принадлежность", и выражается в снижении данного вида самоидентификации по сравнению с полиэтничными регионами. В то же время в группе мигрантов категории "принадлежность к русскому этносу" и "гражданин РФ" оказались более выраженными и актуальными. Это наглядно свидетельствует о важности соотнесения себя с данными этнополитическими категориями в процессе преодоления переселенцами кризиса социальной (этнической, гражданской) идентичности. Низкое стремление к социальной присоединенности за счет этнической и гражданской принадлежности частично компенсируется необходимостью поиска общечеловеческой идентичности. Такой тип самоидентификаций в обеих группах составляет 10—11%. Как нам представляется, в наметившихся условиях построения демократического российского общества, когда свободное развитие личности человека, соблюдение его прав признается в качестве главных ценностей общественного развития, возможно, именно эта категория в групповых "Яобразах" выступит главной объединяющей категорией граждан России. Как показывают данные исследования, религиозная принадлежность в собирательных "Я-образах" обеих групп также оказалась неактуальной статусной характеристикой. В то же время привлечение дополнительных индикаторов, в частности субъективных оценок уровня религиозности русского населения Волгоградской и Саратовской областей, полученных нами в процессе интервьюирования, дает возможность не столь однозначно интерпретировать данные результаты. Так, среди коренных жителей 21,7% назвали себя верующими и еще 41,7% — верующими, но не соблюдающими обычаи и обряды. Среди мигрантов эти цифры равны соответственно 15% и 65,8%. То есть, несмотря на то, что в групповых "Я-образах" и мигрантов, и постоянно проживающих жителей религиозная идентичность не стала актуальной в структуре идентичностей, у представителей 84 обеих групп русского этноса зафиксирована довольно высокая религиозная активность. Следовательно, не стоит недооценивать значимости религии для населения в условиях социальной неопределенности и нестабильности. Возможно, именно религия содержит в себе потенциальные возможности при необходимости актуализировать потребность в идентичности и групповой солидарности. Для части мигрантов оказалась актуальной такая специфическая категория, как "беженец, вынужденный переселенец". Причем наиболее наполненной эта категория, как и категория "негативные субъективные характеристики", встречается среди беженцев и переселенцев из Таджикистана и республик Закавказья. Вероятно, это связано с тем, что в этой группе преобладают лица, вынужденно покинувшие постоянное место жительства в ситуации угрозы для жизни, что более трагично сказалось на их самоощущении и самовосприятии по сравнению с группами вынужденно перемещенных лиц из других регионов ближнего зарубежья. Есть различия в субъективных характеристиках (р0,001): у мигрантов обнаружена более высокая доля негативных самооценок, как, например, "здесь никто", "никому не нужный" "бесправный", "потерявший все" и др. Сюда мы отнесли также амбивалентные или смешанные характеристики, когда одна (негативная) часть определения смягчается другой (позитивной или нейтральной) частью, например, "страдалец, но оптимист", "тот, кто потерял все и теперь начинает все сначала" и т.п. Если просуммировать все негативные объективные и субъективные самохарактеристики (беженец, безработный, негативные самооценки), то их доля в структуре идентичности от всего количества самопредставлений в группе мигрантов составит 15,6%, в то время как в группе местных жителей эта доля равна лишь 3,4%. Это еще одно свидетельство переживаемого переселенцами кризиса идентичности. Таблица 2 Соотношение позитивных и негативных характеристик в "Я-образах" мигрантов и коренных жителей Самохарактеристики Мигранты Коренные жители |