|
126 чтобы знать, что им нужно. Профан освобождается от своей познавательной неполноценности и сам определяет, что для него есть знание, а не интеллектуал профессиональный производитель и транслятор знания. Для философии это означает кризис модели знания как представительства, свидетельствует об отмене познавательных привилегий интеллектуалов. Поэтому реинкарнация «духа философии» в облике современной критической теории, по мнению В. Фурса, есть адекватный ответ реалиям прагматической революции.1 В версии, предложенной Ю. Хабермасом, философ лишен каких-либо познавательных привилегий: «профаны» сами определяют, что является для них значимым (в том числе и то, что является для них знанием). В повседневных коммуникативных практиках достижения согласия они совершенно самостоятельны; философия вообще некомпетентна определять содержание консенсусов (оно всецело определяется «профанами» в конкретных ситуациях); забота философии связана исключительно с формальной стороной коммуникативных практик: философ способствует актуализации их имманентного рационального потенциала и выявляет систематические нарушения коммуникации. На кардинальное изменение коммуникативной структуры знания указывает М. Фуко. Так как «профаны» обладают знанием и умеют прекрасно с ним обращаться, роль интеллектуалов заключается не в том, чтобы вещать истину, противопоставляя себя другим людям, а в том, чтобы бороться с властью, искажающей знание. Тогда теории интеллектуалов оказываются практиками борьбы, причем локальной, а не тотализующей. Практика свободы, осуществляемая интеллектуалами, отличается от практик других людей не по форме, а по интенсивности. В. Фуре характеризует философскую позицию, принявшую облик социального критицизма следующим образом. Философ не является носителем суверенного критического сознания, разоблачающего предрассудки людей, и тем самым их просвещающий. Философ отличается от «профана» не тем, что умнее 1 Фуре В.Н. Парадигма критической теории в современной философии. Минск, 2002. -СП. |
познавательной неполноценности и сам определяет, что для него есть знание, а не интеллектуал профессиональный производитель и транслятор знания. Для философии это означает кризис модели знания как представительства, свидетельствует об отмене познавательных привилегий интеллектуалов. Поэтому реинкарнация «духа философии» в облике современной критической теории, по мнению В. Фурса, есть адекватный ответ реалиям прагматической революции. В версии, предложенной Ю. Хабермасом, философ лишен каких-либо познавательных привилегий: “профаны” сами определяют, что является для них значимым (в том числе и то, что является для них знанием). В повседневных коммуникативных практиках достижения согласия они совершенно самостоятельны; философия вообще некомпетентна определять содержание консенсусов (оно всецело определяется “профанами” в конкретных ситуациях); забота философии связана исключительно с формальной стороной коммуникативных практик: философ способствует актуализации их имманентного рационального потенциала и выявляет систематические нарушения коммуникации. На кардинальное изменение коммуникативной структуры знания указывает М. Фуко. Так как «профаны» обладают знанием и умеют прекрасно с ним обращаться, роль интеллектуалов заключается не в том, чтобы вещать истину, противопоставляя себя другим людям, а в том, чтобы бороться с властью, искажающей знание. Тогда теории интеллектуалов оказываются практиками борьбы, причем локальной, а не тотализующей. Практика свободы, осуществляемая интеллектуалами, отличается от практик других людей не по форме, а по интенсивности. В. Фуре характеризует философскую позицию, принявшую облик социального критицизма следующим образом. Философ не является носителем суверенного критического сознания, разоблачающего предрассудки людей и тем самым их просвещающий. Философ отличается от «профана» не тем, что умнее или ученее, а тем, что в повседневной жизни систематически осущест150 |