|
81 столетий западную культуру отличал дух гордости и оптимизма: гордости за разум как инструмент познания человеком самого себя и овладения природой; оптимистической веры в исполнение самых сокровенных надежд человечества в достижение величайшего счастья для огромного числа людей. Гордость человека была оправданной. Силой своего разума он построил материальный мир, реальность которого превосходила даже мечты и образы волшебных сказок и утопий. Человек подчинил себе физические энергии, способные обеспечить роду человеческому материальные условия, необходимые для достойного и плодотворного существования. И хотя многие из человеческих целей еще не достигнуты, едва ли кто-либо сомневается, что они в пределах досягаемости, и проблема производства, которая была проблемой прошлого, в принципе решена. Тем не менее, современный человек обеспокоен и все более приходит в замешательство. Он упорно трудится, но смутно осознает чувство тщетности всех своих трудов. Хотя власть его над материей растет, но он чувствует бессилие в своей индивидуальной и общественной жизни»1. Оживленная дискуссия о том, что же такое культура модерна гибель культуры и общества или начало их обновления, ведется и в современной философии культуры. В этом смысле интересны работы П. Сорокина, посвященные развитию социальной и культурной динамики. Он, продолжая диалектическую традицию и обогащая ее глубоким знанием культурных изменений в России и на Западе, рассматривал кризис не как конечное, а как переходное состояние в развитии культуры. Для него кризис культуры становится одновременно и процессом консолидации новых культурных ориентиров и идеалов, специфичных для новой культурной суперсистемы. При этом фатальное разрушение социокультурной целостности не ведет к ее окончательному уничтожению, поскольку определенные ее элементы входят в новую культурную систему. Поэтому логичен и вывод, предлагаемый П. Сорокиным: современный 1 Фромм Э. Иметь или быть. М., 1990. С. 778. |
32 задавать те, кто отстал по своему самообладанию и способностью контро■ лировать свои влечения. Вследствие их победы, господствующими становятся их ценности. В душе отдельного индивида также возникает внутренняя борьба мотивов, и в конце концов происходит негативный отбор тако4 го рода, что люди начинают стыдиться культуры, которую они восприняли, ощущают склонности к ней как проявление слабости и трусости»1. Возможно, слова приведенной цитаты слишком резки, но ее автор не одинок в своих оценках социокультурной реальности модерна. Действительно, новая социокультурная система, которая во все времена выполняла целый ряд витальных функций по отношению к обществу, детерминировала и глубинные трансформации в самом обществе, и изменение человека, его отношения к культуре и его места в ее системе. Общество модерна «опьяненное» успехами в развитии технологической цивилизации, в формате взаимовлияния на культуру начало создавать такой вариант взаимоотношений между ними, при котором культуре отводилось с одной стороны декоративное значение, с другой она подчинялась тому положению вещей, которое было характерно для общества нового типа. Социокультурная система стала все больше зависеть от техногенного общества, утрачивая свободу самоорганизации. Человек рассматриваемой эпохи остается один на один с достижениями своего разума, техника заменяет ему культуру, но не может выполнить для общества и человека и малой доли того, что выполняла по отношению к ним свободная культура. Э. Фромм так описывает эту проблему: «В течение последних столетий западную культуру отличал дух гордости и оптимизма: гордости за разум как инструмент познания человеком самого себя и овладения природой; оптимистической веры в исполнение самых 1 Там же. С. 81. « 33 сокровенных надежд человечества, в достижение величайшего счастья для огромного числа людей. Гордость человека была оправданной. Силой своего разума он построил материальный мир, реальность которого превосходила даже мечты и образы волшебных сказок и утопий. Человек подчинил себе физические энергии, способные обеспечить роду человеческому материальные условия, необходимые для достойного и плодотворного существования. И хотя многие из человеческих целей еще не достигнуты, едва ли кто-либо сомневается, что они в пределах досягаемости и проблема производства, которая была проблемой прошлого, в принципе решена. Тем не мснсс, современный человек обеспокоен и все более приходит в замешательство. Он упорно трудится, но смутно осознает чувство тщетности всех своих трудов. Хотя власть его над материей растет, но он чувствует бессилие в своей индивидуальной и общественной жизни»1. Оживленная дискуссия о том, что же такое культура модерна гибель культуры и общества или начало их обновления ведется и в современной философии культуры. В этом смысле интересны работы П. Сорокина, посвященные развитию социальной и культурной динамики. Он, продолжая диалектическую традицию и обогащая ее глубоким знанием культурных изменений в России и на Западе, рассматривал кризис не как конечное, а как переходное состояние в развитии культуры. Для него кризис культуры становится одновременно и процессом консолидации новых культурных ориентиров и идеалов, специфичных для новой культурной суперсистемы. При этом фатальное разрушение социокультурной целостности не ведет к ее окончательному уничтожению, поскольку определенные ее элементы входят в новую культурную систему. Поэтому логичен и вывод, предлагаемый П. Сорокиным: современный культурный кризис 1 Фромм Э. Иметь или быть. М., 1990. С. 778. |