|
94 нии со смыслами и значениями слов и философских терминов и участвует в порождении новых смыслов. Игровая функция философии возникает из постмодернистского принципа «свободной игры мысли», воспринятого у Ф. Ницше и сформулированного Ж. Дерридой. Игровой принцип демонстрирует условность всякой интерпретации текстов культуры и отстаивает тезис о неизбежной ошибочности любого прочтения. Это связано с отрицанием постмодернистской философией универсальной природы смысла: смысл творят сами люди в процессе своей деятельности, причем создание смысла осуществляется вне правил и канонов. Таким образом, игровая функция философии находит свое воплощение в свободном обращении со смыслами слов, в наделении и придании нового смысла традиционным терминам, в игровом отношении к «аргументам», в игре в произвольную этимологию, когда слово разнимается на составные части с целью нахождения его изначального смысла, не имеющего ничего общего с его словарным значением. Игровой принцип постмодерна связан с представлением о том, что всякое мышление, в том числе и теоретическое (философское, литературоведческое, даже естественнонаучное) является неизбежно художественным, поэтическим. Следовательно, мир может быть познан только в форме повествования, поэтому Р. Рорти предлагает взгляд на историю как историю полезных метафор, а не как историю понимания того, каковы вещи есть на самом деле. К такому выводу его подводит признание укорененности нашего бытия в языке. Знание о мире ограничивается словарем каждого отдельного человека. Под «конечным словарем» Р. Рорти понимает запас слов, с помощью которых человек оправдывает свои действия, убеждения и рассказывает истории своей жизни с позиций прошлого или будущего. Человек не может выйти за пределы своего «конечного словаря», так как вне языка и текста ничего не существует, но он может раздвигать его границы, совершенствуя свой язык. «Творить свой собственный дух значит творить свой собственный язык, а не устанавливать |
Герменевтическая функция востребована в многообразных ситуациях исследования чуждых нам культурных контекстов, освоения ценностей одной культуры в терминах другой культуры и тем самым проникновения в более глубокие пласты собственной культуры. В культуре постмодерна философия обретает новую функцию игровую, которую можно считать подфункцией герменевтической. Если герменевтическая функция философии направлена на истолкование и понимание культурных смыслов, то игровая функция выражается в вольном, свободном обращении со смыслами и значениями слов и философских терминов и участвует в порождении новых смыслов. Игровая функция философии возникает из постмодернистского принципа «свободной игры мысли», воспринятого у Ф. Ницше и сформулированного Ж. Дерридой. Игровой принцип демонстрирует условность всякой интерпретации текстов культуры и отстаивает тезис о неизбежной ошибочности любого прочтения. Это связано с отрицанием постмодернистской философией универсальной природы смысла: смысл творят сами люди в процессе своей деятельности, причем создание смысла осуществляется вне правил и канонов. Таким образом, игровая функция философии находит свое воплощение в свободном обращении со смыслами слов, в наделении и придании нового смысла традиционным терминам, в игровом отношении к «аргументам», в игре в произвольную этимологию, когда слово разнимается на составные части с целью нахождения его изначального смысла, не имеющего ничего общего с его словарным значением. Игровой принцип постмодерна связан с представлением о том, что всякое мышление, в том числе и теоретическое (философское, литературоведческое, даже естественнонаучное) является неизбежно художественным, поэтическим. Следовательно, мир может быть познан только в форме повествования, поэтому Р. Рорти предлагает взгляд на историю как историю полезных метафор, а не как историю понимания того, каковы вещи есть на самом деле. К такому выводу его подводит признание укорененности нашего бытия в языке. Знание о мире ограничивается словарем каждого отдельного человека. 117 Под «конечным словарем» Р. Рорти понимает запас слов, с помощью которых человек оправдывает свои действия, убеждения и рассказывает истории своей жизни с позиций прошлого или будущего. Человек не может выйти за пределы своего «конечного словаря», так как вне языка и текста ничего не существует, но он может раздвигать его границы, совершенствуя свой язык. «Творить свой собственный дух, значит творить свой собственный язык, а не устанавливать своему духу предел тем языком, что был оставлен нам другими людьми».1 Таким образом, мир и собственная жизнь открываются человеку лишь в виде историй и рассказов о них. Так и вся человеческая история видится Рорти как буквализация метафор, представляющая собой смену одних метафор другими, замену устаревших описаний мира и человека новыми мировоззренческими описаниями, что требует своего понимания и концептуализации, осуществляемых философией. История нашей культуры подобна истории кораллового рифа. Старые метафоры постоянно мертвеют в буквальности, а затем служат платформой и фоном для новых метафор. Такая аналогия позволяет мыслить культуру как нечто сформировавшееся, как результат множества случайностей. Поэтому научные революции можно рассматривать как метафорическое переописание природы, а не как постижение ее внутренней сущности.1 2 В свою очередь все философские системы, когда-либо создававшиеся и создаваемые, представляют собой метафоры. История развития философской мысли также выглядит как смена одних метафор другими. Причем замена одного повествования осуществляется не в результате поиска аргументации, подтверждающей истинность и возвышающей один словарь и опровергающей другой, а путем переописания одних вещей другими. Под переописанием понимается языковая игра, игра в смыслы, основанная на постоянном стремлении к новизне, в которой важную роль играет человеческое воображение. Поэтому в описании мира «побеждает» не тот словарь, который от118 1 Рорти Р. Случайность, ирония, солидарность. -М., 1996. -С.58. 2 Рорти Р. Случайность, ирония, солидарность. М., 1996. С.38. |