|
74 ленность с некоторыми натяжками можно спроецировать на. доиндустриальные общества, где господствовала сословная структура. Однако такой подход мало пригоден для анализа индустриального общества, где собственность утратила господствующее положение в социальной дифференциации. Здесь чрезвычайно развита вертикальная и горизонтальная мобильность, а в массовом сознании преобладает установка на достигаемый статус. Тем более некорректно говорить о приоритете классовой структуры над профессиональной в социалистическом обществе, ибо традиционный критерий классового деления — собственность на средства производства — давно перестал действовать. Таким образом, марксистская концепция отразила определенные исторические реалии, ибо в эпоху доиндусгриапьного общества и на ранних его ступенях собственность на средства производства действительно выступала в качестве важнейшего фактора социальной дифференциации, обусловливая природу политической власти, престиж и привилегии социальных групп. В то время общественное устройство отличалось относительной простотой, но современное общество характеризуется огромным разнообразием социальных связей и отношений, которое не укладывается в старые схемы1. В качестве эвристической отправной точки возьмем несколько типичных определений социальной структуры, которые встречаются в современных социологических работах. Итак, социальная структура понимается как: "организация общественных отношений"12; "определенная артикуляция, упорядоченное расположение частей"3; "связанные, более или менее прочные регулярности"4; "образец, т.е. прослеживаемое единство действий или функционирова1Комаров М.С. Социальная стратификация и социальная структура // Социологические исследования. 1992. № 7.С. 69-71. 205$оѵѵ$кі 3 .0 050Ыі»05 сіасЪпаик зроіесгпуск. \Ѵаг$га\ѵа: Р\ѴМ, 1962. 3ОШепя А. Сепітаі РгоЫетя іп Зосіаі Ткеогу. Ьопйоп: МастШап Ргезз, 1979. 4ЦаТТіеТкеоіу оГЗосіаі Зігисіигс. Ьопсіоп: КоиІІееІбе аші Ке§ап РаиІ. 1969. |
познавательные функции. Во-первых, система политической власти, которая в марксизме относится к надстройке, формируется сейчас отнюдь не на основе собственности и производственных отношений. У нее совсем другой источник — легитимный, каковым является представительная демократия. На Западе политика давно отделилась от экономики. Во-вторых, правовое государство выступает третьей силой, регулирующей отношения между трудом и капиталом. Собственность уже не в той мере, как во времена Маркса, определяет способ присвоения продуктов труда, ибо государство регулирует взаимоотношения между собственником и наемным работником. Трудящиеся имеют гарантированные государством социальные права — высокий минимальный уровень зарплаты и социальные пособия по безработице. В-третьих, природа собственности претерпевает радикальные изменения. С одной стороны, происходит отделение владения собственности от распоряжения и управления его, поэтому возрастает роль менеджеров, которые нередко выступают в качестве совладельцев. С другой стороны, частная собственность в ее прежней, индивидуальной форме отошла на задний план, уступив место групповой, или акционерной собственности. Фактически любой человек может стать совладельцем собственности, приобретая акции той или иной компании. Наконец, последнее — важнейшим критерием дифференциации в современном обществе выступает характер труда; в соответствии с ним выделяются такие социальные группы, как управляющие, специалисты (инженерно-технический персонал), квалифицированные и неквалифицированные рабочие. Подобная дифференциация имеет универсальное значение для всех индустриально развитых стран, и критерий собственности не играет здесь существенной роли. Что касается ее социологической интерпретации, то на Западе ее принято отождествлять с уровнем материальных благ и получаемым доходом, которые являются измеряемыми признаками. В трехчленной модели классовой структуры, принятой у нас, собственность также не имела никакого значения, она служила скорее идеологической ширмой, скрывающей реальное первенство социальных групп. Однако переход к рыночной экономике, приватизация государственной собственности, возможно, вновь повысит роль собственности, которая послужит критерием социальной дифференциации. Появляются новые социальные группы (Т.И. Заславская и Р.В. Рывкина насчитали 78 различных экономических групп или субъектов). которые выступят в роли экономических субъектов, для которых движущим мотивом являются соображения выгоды и пользы — доход, прибыль, рентабельность, капитал. Маловероятно, чтобы отношения собственности в нашей стране стали формироваться по сценарию раннего капитализма. Скорее всего они будут регулироваться государством. Утверждение о вторичности профессиональной структуры, ее зависимости от классовых отношений и форм собственности покоится на догматической установке; в антагонистическом обществе классовая принадлежность определяет круг профессий, которыми может овладеть человек. Иными словами, ваша профессиональная карьера всецело зависит от того, являетесь вы или нет собственником средств производства. Если это капиталистическое общество, то ваше профессиональное будущее зависит от принадлежности к рабочему классу, капиталистам или мелкой буржуазии. Но оказывается, что и в обществе, лишенном антагонизмов, т.е. при социализме прогресс также зависит от классового признака. Классовую закрепленность с некоторыми натяжками можно спроецировать на доиндустриальные о'бщества, где господствовала сословная структура. Однако такой подход мало пригоден для анализа индустриального общества, где собственность утратила господствующее положение в социальной дифференциации. Здесь чрезвычайно развита вертикальная и горизонтальная мобильность, а в массовом сознании преобладает установка на достигаемый статус. Тем более некорректно говорить о прдоритете классовой структуры над профессиональной в со70 циалистическом обществе, ибо традиционный критерий классового деления — собственность на средства производства — давно перестал действовать. Таким образом, марксистская концепция отразила определенные исторические реалии, ибо в эпоху доиндустриального общества и на ранних его ступенях собственность на средства производства действительно выступала в качестве важнейшего фактора социальной дифференциации, обусловливая природу политической власти, престиж и привилегии социальных групп. В то время общественное устройство отличалось относительной простотой, но современное общество характеризуется огромным разнообразием социальных связей и отношений, которое не укладывается в старые схемы. Понятие социального класса, широко используемое в западных концепциях стратификации, с методологической точки зрения является более продуктивным средством познания. Оно используется как собирательный термин в построении моделей вертикальной стратификации. О формировании класса или «классовой кристаллизации» допустимо говорить в том случае, когда имеет место сближение социальных страт по некоторым важнейшим признакам. Принятым показателем классовой кристаллизации является индекс социальной позиции (социальноэкономический индекс), включающий такие параметры, как уровень дохода, тип профессии, уровень образования. Под классом понимается однородная социальная группа, представители которой обладают одинаковой социальной позицией, объективно измеряемой социально-экономическим индексом. Поскольку критерий профессиональной принадлежности играет в определении социальной позиции решающую роль, а два других признака — образование и доход тесно с ним коррелируют, социально-экономический индекс употребляется, как правило, для описания и анализа социально-профессиональной, т.е. классовой структуры, которой в современном обществе принадлежит главенствующая роль. Другой и не менее распространенный вариант использования понятия «класс» связан с широким толкованием, приближающим его к марксистским представлениям, хотя отличается от них концептуальной строгостью и эмпирической обоснованностью. И здесь основой выступает социальная позиция (статус) индивида, но она включает в себя большее число признаков, чем это было в социальноэкономическом индексе. Дополнительные признаки — власть (уровень властных полномочий) и социальный престиж, понимаемый шире профессионального престижа [16, р. 150—155]. Концептуальная предпосылка такого подхода — «совокупный статус», включающий самые важные характеристики социального статуса личности. В итоге получается коническая модель социальной стратификации, дающая наглядное представление о масштабах существующего в обществе социального неравенства. Примером может служить описанная ранее модель А. Инкельса. В связи с проблемой неравенства несколько слов надо сказать об эвристических возможностях стратификационного подхода, связанных с так называемой горизонтальной стратификацией, т.е. социальным неравенством, вызванным условиями проживания. Вертикальная или классовая модель стратификации не объясняет причин культурных различий, мест проживания людей, к числу которых относятся географическое расположение и жилищный комфорт, проведение культурного досуга, стиль потребления и т.д. Использующие такой подход венгерские социологи разработали систему, состоящую из семи статус-индексов, включая место жительства, жилищный статус, финансовый статус, культурный статус, статус потребления, статус в разделении труда, статус в торговых отношениях. Указанные индексы описывают совокупную социальную позицию индивида, позволяя выделить 12 сравнительно однородных социальных групп — от элитных городских и сельских групп до бездомных, лишенных социальных прав людей [17, с. 146—148]. В отечественной социологии горизонтальной мобильности уделено недостаточное внимание. Да и сам термин «социальная мобильность» был заменен мало что проясняющим понятием «социальные перемещения». Подобная замена, вероятно, 71 |