|
противоречащем этнолингвистической ситуации, с явным намерением изменить её насильственным образом, с использованием механизмов государственного принуждения. Это вопиющим образом противоречило молдавским традициям языкового поведения, устоявшим даже в годы румынской оккупации Бессарабии и фашистской оккупации Молдавии в период Великой Отечественной войны364, и, разумеется, противоречило представлениям иноязычных граждан о справедливой национальной политике. Таким образом, изначально и характер закона, и метод его принятия провоцировали не только психологическое сопротивление, но и открытый социальный конфликт. Вместе с тем огосударствление языка титульного этноса представляло собой не столько меру, направленную на создание особых преференциальных условий для развития молдавской культуры, сколько на обеспечение этнических преференций представителям этого этноса, языком владеющим. Социально-политические функции языковой реформы подчёркнуты законом 1991 г. «О гражданстве». Если знание государственного языка вначале предписывалось только должностным лицам в качестве обязательного критерия их профессиональной компетентности, то, согласно Закону «О гражданстве», знание государственного языка обязательно уже для всех граждан, независимо от профессионального статуса личности. Принятие этого закона разрушило иллюзии носителей русского и других «бесстатусных» языков о том, что законы о языковом режиме предоставляют им гарантии социокультурной самореализации до тех пор, пока речь не пойдёт об их выдвижении на руководящие посты. Завершающим фактором осознания ими себя как маргиналов, как второсортных граждан молдавского общества стали массовые 64 Подробнее см.: Шорников П. М. Сопротивление политике запрета русского языка в гг. фашистской оккупации Молдавии (1941-1944 гг.) // История СССР. 1991. № 5. С. 166-170; его же. Сопротивление политике запрета русского языка в гг. фашистской оккупации Молдавии (1941-1944 гг.) // История СССР. 1991. № 5. С. 166-170; его же. Проблема языка обучения в Бессарабии (1918-1940) // Вестник Славянского университета. Выл. 5. Кишинэу, 2001. С. 141-156; его же. Молдавская общественность и русская печать Бессарабии в 2030е гг. XX в. // Русин. 2006. № 2 (4). С. 136-156. 277 |
256 этносоциальные и политические, цели ужесточения языкового режима в языковых законах почти всех союзных республик были тщательно закамуфлированы337 . Исключение составили молдавские законодатели. Принятие в 1989 г. двух законов о языковом режиме мотивировано авторами законов этнополитически. В первом из них недвусмысленно указано, что придание молдавскому языку государственного статуса осуществлено в целях «государственной защиты молдавского языка – одной из основныхпредпосылоксуществованиямолдавскойнации в ее суверенном национально–государственном образовании, обеспечения его всестороннего функционирования на территории Молдавской ССР», а во втором – «призвано способствовать достижению суверенитета республики и созданию необходимых гарантий для его полноценной и всесторонней реализации во всех сферах политической, экономическойикультурнойжизни»338 .Ногосударственныйязыккакязыкофициальногообщениянеможетбыть прерогативой выбора одного человека или одной нации. В многонациональных сообществах это неизбежно ведет к зарождению гражданского конфликта. Между тем, с концептом «государственный язык» молдавские законодатели неправомерно связали понятие «язык межэтнического общения». Государственный статус можно придать языку законодательным путем, но языкмежнациональногообщениявыбираетсяучастникамиобщения,анедекретируется,чтосделановмолдавском Законе (ст. 1.): «Молдавский язык как государственный применяется во всех сферах политической, экономической, социальной и культурной жизни и выполняет в связи с этим на территории республики функцию языка межнационального общения». Конфликтный потенциал принятия законов о языковом режиме был усилен также тем обстоятельством, что речь шла о волевом назначении, противоречащем этнолингвистической ситуации, с явным намерением изменить ее насильственным образом, с использованием механизмов государственного принуждения. Это вопиющим образом противоречило молдавским традициям языкового поведения, устоявшим даже 257 в годы румынской оккупации Бессарабии и фашистской оккупации Молдавии в период Великой Отечественной войны339 , и, разумеется, противоречило представлениям иноязычных граждан о справедливой национальной политике. Таким образом, изначально и характер закона, и метод его принятия провоцировали не только психологическое сопротивление, но и открытый социальный конфликт. Вместе с тем, огосударствление языка титульного этноса представляло собой не столько меру, направленную на создание особых преференциальных условий для развития молдавской культуры, сколько на обеспечение этнических преференций представителям этого этноса, языком владеющим. Социально–политические функции языковой реформы подчеркнуты законом 1991 г. «О гражданстве». Если знание государственного языка вначале предписывалось только должностным лицам в качестве обязательного критерия их профессиональной компетентности, то, согласно Закону «О гражданстве» знание государственного языка обязательно уже для всех граждан, независимо от профессионального статуса личности. Принятие этого закона разрушило иллюзии носителей русского и других «безстатусных» языков о том, что законы о языковом режиме предоставляют им гарантии социокультурной самореализациидотехпор,покаречьнепойдетобихвыдвижении на руководящие посты. Завершающим фактором осознания ими себя как маргиналов, как второсортных граждан молдавского общества стали массовые увольнения под языковым предлогом и ограничения в доступе к высшему образованию на русском языке340 . С принятием законов о языковом режиме оказались отброшены представления о массовом функциональном двуязычии как об общественно–значимой ценности. Только в законодательных актах двух новых независимых государств, Казахстана и Молдовы, двуязычие признано как составная часть общей концепции государственной языковой политики. Так, ст. 5 Закона Казахстана гласит: «Казахская ССР проявляет государственную 402 325 Волынец Т., Долбик Е., Ровдо И. Функционирование и преподавание русского языка в Республике Беларусь. Доклад. http.//www.minedu.unibel.by,2010. 326 Тельнов Н., Степанов В., Рабинович Р., Руссев Н. «И… разошлись славяне по земле…». – Кишинев. 2002; Шорников П. Официальный язык Молдавского княжества. 1359–1859.// Общественная мысль Приднестровья. 2006. № 1(2). 327 Губогло М. Развитие двуязычия в Молдавской ССР. – Кишинев. Штиинца. 1976. 328 Его же. Русский язык в этнополитической истории гагаузов. М., Старый сад. 2004. 329 Тоталуриле реченсэмынтулуй унионал ал популацией дин РСС Молдова дин анул 1989. Кулежере де дате статистиче. Вол. 1. Кишинэу. 1990. П.207–208. Подробнее см.: Шорников П.М. Покушение на статус: Этнополитические процессы в гг. кризиса. 1988–1996. – Кишинев. 1997. С. 21. 330 Подробнее см. доклад «Кадровая политика в Республике Молдова в гг. кризиса»//Шорников П.М. Покушение на статус: Этнополитические процессы в гг. кризиса. 1988–1996. – Кишинев. 1997. С. 29–79. 331 Литературная газета. 1988. 9 марта. 332 Мындыкану В. Вешмынтул фиинцей ноастре. //Нистру. 1989. № 4. 333 Литература ши арта. 1989. 16 фебруарие. 334 Губогло М. Переломные гг. В 2-х т. Т. 1. Мобилизованный лингвицизм. –М., 1993. С. 178. 335 Ленин В.И. Полн. Собр. Соч., Изд. 2–е, доп. – М., Политиздат. Т. 24. С. 302. 336 ХаназаровК.Решениенационально–языковой проблемы в СССР. М., Политиздат. 1982. С. 54, 55. 337 Погорелая Е. Русскоязычие: контексты и подтексты языковой реформы последнего десятилетия ХХ века. – Тиасполь. РИО ПГУ. 2003. С. 31. 338 Законодательные акты Молдавской ССР о придании молдавскому языку статуса государственного и возврате ему латинской графики. –Cartea Moldoveneasc;. 1990. С.25, 27. 339 Подробнее см.: Шорников П. Сопротивление политике запрета русского языка в гг. фашистской оккупации Молдавии (1941–1944 гг.) // История СССР. 1991. № 5. С. 166–170; его же. Сопротивление политике запрета русского языка в гг. |