|
жителей (ст. 52). Однако реализация этих прав сталкивается с множеством проблем и остаётся лишь благим пожеланием. Закон ЭССР «О языке» был принят ещё до провозглашения независимости в 1989 г. и допускал использование русского языка в определённых случаях. Например, в делопроизводстве, а также следовало переводить акты правительства и парламента на русский язык. Новый Закон «О языке» 1995 г. низвёл русский язык до статуса иностранного и предусматривает использование только эстонского языка во всех органах власти, включая муниципальные, в сферах частного предпринимательства, при обращении в любое государственное учреждение, в том числе, в местах компактного проживания русскоязычного населения. Как и Конституция Эстонии, Закон о языке устанавливает право представителей национальных меньшинств получать ответы на родном языке от государственных и муниципальных учреждений только в тех регионах, где «эстонский язык не является языком большинства населения». В этих же регионах с разрешения правительства может быть введён и второй, кроме государственного, язык делопроизводства. Муниципальные власти города Силламяэ, для 94 % жителей которого русский язык является родным, дважды обращались к правительству за таким разрешением. Оба раза им было отказано. Ни в одном местном самоуправлении Эстонии предусмотренная и Конституцией, и Законом о языке норма официального двуязычия так и реализована. Как отмечает И. Никифоров, «право есть, а вот разрешения на это право нет»121. В принятом 19 января 1995 г. новом Законе «О гражданстве» знание эстонского языка провозглашалось в качестве обязательного условия для натурализации, что восстанавливало норму закона о гражданстве 1938 г., восстановленную в 1992 г. Внесенные в 2001 г. поправки в законы «О выборах в Рийгикогу» и «О выборах в органы местного самоуправления» отменили языковой ценз для кандидатов в депутаты, однако принятые одновременно с т Современная европейская этнократия: Нарушение прав национальных меньшинств в Эстонии и Латвии / Бузаез В. В., Никифоров И. В.; Предисл. Жданок Т. А.; под ред. Демурина М. В., Симиндея В. В. Фонд «Историческая память». Москва, 2009. 340 |
319 смена поколений, и в этом случае можно предположить, что лет этак через 20–30 можно ожидать достижения общественного консенсуса в Литве», – считает М. Ехала395 . Уточним, что консенсус в данном случае подразумевает снижение значения русского языка в стране. После обретения независимости Эстония в 1991 г. приняла Конституцию (1992 г.), согласно статье 6 которой, государственным языком был провозглашен эстонский. Статус русского языка в Конституции не определен. Тем не менее, в Конституции также имеются особые права, касающиеся языковых прав национальных меньшинств: право сохранять этническую принадлежность (ст. 49), право создавать культурные автономии (ст. 50), право образовательных заведений национальных меньшинств выбирать язык обучения (ст. 37), право получить от местных и государственных органов ответы на языке меньшинств в местных самоуправлениях, где хотя бы половина постоянных жителей принадлежит к национальному меньшинству (ст. 51), право иметь второй язык делопроизводства в местных самоуправлениях, где эстонский не является родным языком более половины жителей (ст. 52). Однако реализация этих прав сталкивается с множеством проблем и остается лишь благим пожеланием. Закон ЭССР «О языке» был принят еще до провозглашениянезависимости–в 1989г.–идопускалиспользование русского языка в определенных случаях. Например, в делопроизводстве, а также следовало переводить акты правительства и парламента на русский язык. Новый Закон «О языке» 1995 г. низвел русский язык до статуса иностранного и предусматривает использование только эстонского языка во всех органах власти, включая муниципальные, в сферах частного предпринимательства, при обращении в любое государственное учреждение, в том числе, в местах компактного проживания русскоязычного населения. Как и Конституция Эстонии, Закон о языке устанавливает право представителей национальных меньшинств получать ответы на родном языке от государственных и муниципальных учреждений только 320 в тех регионах, где «эстонский язык не является языком большинства населения». В этих же регионах с разрешения правительства может быть введен и второй, кроме государственного, язык делопроизводства. Муниципальные власти города Силламяэ, для 94% жителей которого русский язык является родным, дважды обращались к правительству за таким разрешением. Оба раза им было отказано. Ни в одном местном самоуправлении Эстонии предусмотренная и Конституцией, и Законом о языке норма официального двуязычия так и реализована. Как отмечает И. Никифоров, «право есть, а вот разрешения на это право нет»396 . В принятом 19 января 1995 г. новом Законе «О гражданстве», знание эстонского языка провозглашалось в качестве обязательного условия для натурализации, что восстанавливало норму закона о гражданстве 1938 г., восстановленную в 1992 г. Внесенные в 2001 г. поправки в законы «О выборах в Рийгикогу» и «О выборах в органы местного самоуправления» отменили языковой ценз для кандидатов в депутаты, однако принятые одновременно с этим поправки к регламенту работы выборных органов, предусматривающие использование в качестве рабочего языка только эстонского, практически выхолостили смысл этого шага. В результате депутаты местных органов власти в русскоязычных городах Северо-Востока Эстонии не имеют права выступать на сессиях на родном языке, делать письменные запросы, получать ответы и документы на языках меньшинств. Русскоязычные жители Эстонии, согласно действующему законодательству, могут обращаться к муниципальному чиновнику на родном языке, но, если тот откажется или не сможет говорить по-русски, то тогда через переводчика, которого сами и должны оплачивать. В общении русскоязычных жителей и муниципальных чиновников в городах со смешанным населением, по мнению И.Никифорова, «возобладал принцип Салтыкова-Щедрина, что «суровость закона смягчается повсеместным его неисполнением». Фактически жители и чиновники используют и эстонский, и русский языки, |