|
Постепенно превращенные в символы герои переставали принадлежать себе, они становились частью идеологического механизма. В качестве аналога подвига выступали трудовые рекорды, стремление к которым получило широкое распространение. Следующим элементом советской идеологии является формирование образа врага. Идея врагов революции существовала с первых дней советской власти, позднее она стала функционировать в большей мере как концепция врагов марксизма и социализма, а в 30-е гг. утвердилась как идея «врагов народа»45. Данная концепция служила для понимания и объяснения действительности (то есть выполняла гносеологическую функцию), для власти она являлась настоящим спасительным кругом и потому формировалась с гигантским размахом. В принципе, «врагом» мог оказаться каждый, критерий «чужеродности» постоянно менялся, расширялся. Одним из признаков принадлежности к врагам было социальное происхождение. Выдвинутая в июле 1928 г. И.В. Сталиным идея об обострении классовой борьбы по мере продвижения к социализму являлась логическим объяснением гигантского количества «врагов» и призвана была снять возникавшие в сознании масс вопросы. Жизнеспособность концепции врага усиливали объективные обстоятельства: рождение и дальнейшее развитие советского общества было теснейшим образом связано с войной (первой мировой, гражданской). Поиск врага извне переместился «внутрь страны», понятия «свой чужой» стали терять былую определенность. Во второй половине 30-х гг. тема врага приобретает новые черты: на классовую идею накладывается народно-патриотическая, внутренний и внешний враг сливаются в единого шпиона и диверсанта. Образ врага был необходим режиму по многим причинам. Во-первых, чтобы списывать на его происки ошибки в экономике и политике, допущенные руководством, объяснять трудности повседневной жизни. Во-вторых, чтобы держать 45Алексеева, Г.Д. История. Идеология. Политика. (20 30-е гг.) / ГД Алексеева. // Историческая наука России в XX веке, М.: Научно-издательский центр «Скрипторий», 1997. С. 101. 87 |
обстановке «культа личности» культ отдельных 1ероев становился естественным. Механизм формирования образа героя ярко виден па примере участника Гражданской войны, командира 25~й стрелковой дивизии, сыгравшей значительную роль в разгроме войск А.В. Колчака, ВЛ . Чапаева. Выдающийся фильм «Чапаев» братьев Васильевых способствовал превращению реальной личности в героический символФильм, который авторы предполагали сделать вольной интерпретацией на тему героя, был воспринят как абсолютная реальность50. Народ с готовностью впитывал в себя преподносимые символы, искренне веря, что именно такими должны бьпъ ею герои. Кинорежиссер Г.В. .Александров справедливо характеризовал сложившуюся ситуацию: «Зритель смотрит на героя, например, на Чапаева и Чкалова не как на что-то недосягаемое, а смотрит на героя так, что и у меня есть такие недостатки, я их буду также изживать и буду таким же, как этот герой»51 . Примеры героизма вызывали духовный подъем в обществе, развивали стремление подражать им, равняться на них. Тем более что 30-е гг. показали множество примеров мужества и самоотверженности советских людей в борьбе с естественными трудностями и внешним врагом. Спасение челюскинцев, полеты Чкалова вызывали неподдельный энтузиазм, воспринимались народом не просто как проявление героизма отдельных лиц, а символизировали коллективизм всего общества. Таким образом, героизм выполнял воспитывающую и мобилизующую функции, он был также системообразующим элементом, поскольку главным качеством любого героя, прославляемого советской пропагандой являлась беззаветная преданность (до самопожертвования) социалистическим ценное]-ям. Постепенно превращенные в символы герои переставали принадлежать себе, они становились частью идеологического механизма. В качестве аналога подвига выступали трудовые рекорды, стремление к которым получило широкое распространение. Еще в начале 20-х гг. 43 wБратья Васильевы. Собрание сочинений в 3-х тт. Т. 2. М., 1982. С. 140. 5 J РГАСПИ. Ф. 77. On. 1. Д. 919. Л. 17. чтобы достичь отдельных рекордов, а в том, «чтобы высокие показатели, достигнутые отдельными ударниками угольного фронта, стали средними по всем шахтам, по всем бассейнам»58. Ударничество и социалистическое соревнование оказали чрезвычайно важную поддержку сталинскому руководству: помогли взвинтить темп индустриализации (были пересмотрены нормы выработки в сторону увеличения и снижение расценок), провести промышленную модернизацию, позволили привести в действие огромные экономические резервы, связанные с освоением новой современной техники и отобрать амбициозньгх, компетентных и политически надежных молодых рабочих для выдвижения на административные посты, партийную и профсоюзную работ)'. Следующим элементом советской идеологии является формирование образа врага Идея врагов революции существовала с первых дней советской власти, позднее она стала функционировать в большей мере как концепция врагов марксизма и социализма, а в 30-е гг. утвердилась как идея «врагов народа»*9. Данная концепция служила для понимания и объяснения действительности (то есть выполняла гносеологическую функцию), для власти она являлась настоящим спасительным кругом и потому формировалась с гигантским размахом. В принципе, «врагом» мог оказаться каждый, критерий «чужеродности» постоянно менялся, расширялся. Одним из признаков принадлежности к врагам было социальное происхождение. Отрицательным явлением 30-х гг. было вовлечение детей в идеологическую войну. Учителя видели свою задачу в том, чтобы воспитать в детях «пламенную любовь к коммунизму и ненависть к его врагам»6 1 1 . Проявлением подобного вовлечения стало масштабное прославление мифологизированной истории «подвига» 11авлика Морозова и поощрение его 5S1Всесоюзное совещание рабочих и работниц стахановцев 14 17 ноября 1935 г. Стенографический отчет. М., 1935. С. 15. 59 Алексеева Г.Д. История. Идеология. Политика. (20 ~ 30-е гг.) // Историческая наука России d XX веке. М., 1997. С. 101. №ЦМАМ. Ф. Р-528. On. 1. Д. 366. Л. 10. 46 последователей. Выдвинутая в июле 1928 г. Сталиным идея об обострении классовой борьбы по мере продвижения к социализму являлась логическим объяснением гигантского количества врагов и призвана была снять возникавшие в сознании масс вопросы. Жизнеспособность концепции врага усиливали объективные обстоятельства: рождение и дальнейшее развитие советского общества было теснейшим образом связано с войной (первой мировой, гражданской). Поиск врага извне переместился «внутрь страны», понятия «свой чужой» стали терять былую определенность. Во второй половине 30-х гг. тема врага приобретает новые черты: на классовую идею накладывается народно-патриотическая, внутренний и внешний враг сливаются в единого шпиона и диверсанта. Образ врага был необходим режиму по многим причинам. Во-первых, чтобы списывать на его происки ошибки в экономике и политике, допущенные руководством, объяснять трудности повседневной жизни. Во-вторых, чтобы держать в социальном напряжении, состоянии мобилизационной готовности все население страны. В-третьих, чтобы создать моральное оправдание и легче расправиться с инакомыслием, подавить возможные попытки сопротивления со стороны недовольных режимом. Легкость же восприятия этого образа народом во многом объясняется ростом международной напряженности и усилением военной опасности в этот период. Образ врага был многогранен и мог расширяться. Был период, закончившийся во второй половине 1930-х гг., когда все прошлое России стало, по сути, врагом. Исторические памятники, культурные ценности, храмы воспринимались как воплощение этого враждебного прошлого. Клеймо врага мог получить даже образ жизни, стремление к уюту, внимание к быту. Таким образом, это понятие имеет двойственный характер: с одной стороны, «враг» мог воплощаться в личностях, материальных объектах, событиях (то есть быть конкретным), с другой неким абстрактным феноменом, системообразующим элементом. 47 |