|
ценностей, занимая в иерархии сознания одно из последних мест (по данным доклада И. Марковой на международной конференции "Л. Выготский, С. Рубинштейн и социальные представления", 13-15 мая 1996 г., Москва). Трудно говорить о выработке законодательно-исполнительных механизмов защиты свободы личности в обществе, не осознавшем ценность такой свободы. Наконец, "низкая правовая культура должностных лиц, пишет Е.А. Лукашева, усугубляемая отсутствием реальной ответственности за отступление от права, ярче всего проявляется в неуважении права и пренебрежении им. Права человека категория, чуждая правосознанию большинства тех, кто, согласно Конституции, призван обеспечить их незыблемость" . По поводу личности россиянина как социального типа В. Белинский в свое время заметил, что ее важнейший психологический механизм это самолюбие, существенным отличием которого от чувства собственного достоинства считается не свобода и непринужденность проявления своего "я", а болезненная установка на возможность ущемления такой свободы. Другая специфическая характеристика правосознания россиянина была выявлена в психологических исследованиях, показавших, что в отличие от ф западноевропейских правовых представлений, связывающих функцию закона с обеспечением справедливости, т.е. защитой позитивных ценностей, в отечественное правосознание "внедряется" представление о негативной, караю0*71 щей функции права, составляющее наследие тоталитаризма . Можно расширить эти данные выводом о том, что в отечественном сознании законы и право воспринимаются только как обязанности личности перед государством, но не как права. И тем не менее при дефиците ряда объективных социальных и внутренних субъективных условий, по-видимому, можно говорить о возникновении предпосылок формирования правового типа личности. Для этого необходимо дифференцировать отношения, которые обычно рассматриваются не111 220Общая теория прав человека. / Отв. ред. Е.А. Лукашева, М, 1996. С. 81. Воловикова М.И. Моральное развитие и активность личности // Активность и жизненная позиция личности, М., 1988. С. 170-186. |
# видимому, для этого нужно время и определенные экономические, гражданские предпосылки, которых нет в сегодняш нем кризисном российском общ естве. Согласно, например, тому же Ю .М. Лотману, российская культурная модель определяется "расстоянием меж ду уж е нет и еще нет"'. Это уже не варварство, но и не цивилизованность в полном смысле, поскольку здесь отсутствует самое важное для установления цивилизованных отношений представление о ценности личности, о ценности другого, о возможности с ним договориться. Возможно ли в таком общ естве признание в качестве базовой ценности свободы личности? Кросскультурное исследование ценностей, проведенное международной лабораторией социальной психологии в бывших "странах народной демократии", показало, что свобода не относится к числу актуальных позитивных ценностей, занимая в иерархии сознания одно из последних мест2. Трудно говорить о выработке законодательно-исполнительных механизмов защиты свободы личности в f общ естве, не осознавшем ценность такой свободы . Наконец, "низкая правовая культура должностных лиц, пишет Е.А . Лукашева, усугубляемая отсутствием реальной ответственности за отступление от права, ярче всего проявляется в неуважении права и пренебрежении им. Права человека — категория, чуждая правосознанию большинства тех, кто, согласно Конституции, призван обеспечить их незыблемость"3. По поводу личности россиянина как социального типа В. Белинский в свое время заметил, что ее важнейший психологический механизм это самолюбие, существенным отличием которого от чувства собственного достоинства считается не свобода и непринужденность проявления своего "я", а болезненная установка на возможность ущемления такой свободы. 1 Лотмап Ю.М. Тезисы к семиотике русской культуры /ЛО.М. Лотман и тартускомосковская школа. М., 1994. С. 408. 2 По данным доклада И. Марковой на международной конференции "Л. Выготский, С. Рубинштейн и социальные представления", 13-15 мая 1996 г., Москва. ■*Общая теория прав человека. /Отв. ред. Е.А. Лукашева, М., 1996. С. 81. 168 Другая специфическая характеристика правосознания россиянина, о которой мы уж е говорили в преды дущ ей главе, бы ла выявлена в психологических исследованиях, показавших, что в отличие от западноевропейских правовых представлений, связывающих функцию закона с обеспечением справедливости, т.е. защитой позитивных ценностей, в отечественное правосознание "внедряется" представление о негативной, карающей функции права, составляющ ее наследие тоталитаризма1. М ож н о расш ирить эти данные вы водом о том, что в отечественном сознании законы и право воспринимаются только как обязанности личности перед государством , н о не кик права. И тем не м енее при деф иците ряда объективны х социальны х и внутрен н и х субъективны х условий, по-видим ом у, м о ж н о говорить о возникновении предпосы лок формирования правового типа личности. Для этого нео б х о д и м о дифференцировать отнош ения, которы е обы чн о рассматриваю тся нерасчлененно, синкретично. Первые два отнош ения бы ли ди ф ф ерен цированы ещ е Н.Я. Данилевским , который писал, что бур ж уазн ом у праву удалось реш ить одноврем енно о б е части правовой задачи взаим оотнош ения как личности с государством , так и ли ч н остей др уг с др угом . В торые два отнош ения, связанные в западном правовом сознании, это права и обязанности, которы е интегрировались взаим ной ответственностью : государства перед личностью , гарантировавш его об есп еч ен и е ее прав, и личностью п ер ед государством , гарантировавш ей вы полнение свои х обязанностей. В российской социальной ж изни и созн ан и и личности оказались разорванны ми те два отнош ения, которые, по м н ен и ю Н .Я. Д анилевского, связаны в западном праве, отнош ение к государству и к другим лю дям. Н е только разорваны права и обязанности, связанны е в правовы х государствах, н о права вытеснены, заменены обязанностям и. "Х ристианское смирение бы ло лож но истолковано, пиш ет Н .А . Б ердяев, анализируя истоки 1 Воловикова М И, Моральное развитие и активность личносги //Активность и жизненная позиция личности. М., 1988. С. 170-186. |