|
ванность процесса законотворчества вызывает серьезную озабоченность и ставит под вопрос все дискуссии о правовой культуре. Деньги превратились в основной рычаг в отстаивании своих прав и оттеснили личные "связи" на вторую позицию (вспомним, что в советское время именно связи, обусловленные должностным и общественным положением индивида, являлись важней* 4 1 шей гарантией соблюдения его прав) . Итак, соблюдение прав (или достижение своих интересов) становится легче купить за деньги, чем "продавить" через неформальные каналывлияния. Формирующаяся реальная новая российская правовая ментальность характеризуется внутренней противоречивостью, эклектизмом, одновременным сосуществованием в ней разнонаправленных тенденций. Так, в массовом сознании одновременно, сосуществуют как минимум две нормативные системы: "закон для чужих" и "закон для себя и своих". На наш взгляд, такие девиации правосознания и правового поведения могут быть интерпретированы, во-первых, как следствие уже рассмотренной нами психологической аномии переходного периода, направившего изменение социально-классовой структуры общества в направлении углубленияимущественной поляризации, обусловившей "многослоность" социальных и правовых норм, и, во-вторых, как проявление правового нигилизма на всех социальных уровнях, от представителей власти до маргиналов. Истоком правового нигилизма, если отвлечься от его долговременных социокультурных корней, является беспорядочная и необоснованно жесткая политика государства, злоупотребление идеей законности. Эти многообразные процессы, накладываясь друг на друга, задают деформацию массового правового поведения. Отсутствие в России зрелых предпосылок формирования гражданского общества, криминализация различных социальных сфер и массовая ориентация людей просто на физическое выживание тормозят развитие адекватного правопонимания. Материально обездоленное население не может быть субъектом права. Ведь право как необходимая 123 241 См.: Софронов-Антомони В. «Правовое бессознательное»: русская правовая картина мира // Логос. 2002. №1 |
тации символического и экономического капитала, определивший кризис социально-политических, правовых и культурных отношений в обществе. Тотальная власть денег распространилась на все сферы жизни общества, в том числе и на законодательную функцию. «Денежная» ангажированность процесса законотворчества вызывает серьезную озабоченность и ставит под вопрос все дискуссии о правовой культуре. Деньги превратились в основной рычаг в отстаивании своих прав и оттеснили личные “связи” на вторую позицию (вспомним, что в советское время именно связи, обусловленные должностным и общественным положением индивида, являлись важнейшей гарантией соблюдения его прав). Итак, соблюдение прав (или достижение своих интересов) становится легче купить за деньги, чем “продавить” через неформальные каналы влияния. Формирующаяся реальная российская правовая культура характеризуется внутренней противоречивостью, эклектизмом, одновременным сосуществованием в ней разнонаправленных тенденций. Так, в массовом сознании одновременно сосуществуют как минимум две нормативные системы: “закон для чужих” и “закон для себя и своих”. На наш взгляд, такие девиации правосознания могут быть интерпретированы, во-первых, как следствие уже рассмотренной нами социальной аномии переходного периода, направившего изменение социально-классовой структуры общества в направлении углубления имущественной поляризации, обусловившей “многослойность” социальных и правовых норм, и, во-вторых, как проявление правового нигилизма на всех социальных уровнях, от представителей власти до маргиналов. Истоком правового нигилизма, если отвлечься от его долговременных социокультурных корней, является беспорядочная и необоснованно жесткая политика государства, злоупотребление идеей законности. Эти многообразные процессы, накладываясь друг на друга, задают деформацию массового правосознания. Отсутствие в России зрелых предпосылок формирования гражданского общества, криминализация раз |