|
то свидетельствует не столько о творческом плюрализме, сколько об отсутствии состоятельной методологической парадигмы исследования правовой культу34 ры . Отечественные исследователи склонны рассматривать культурные аспекты права в рамках изначально заданных аксиоматических схем. В философии права стремление вывести принципы реальной государственности из ее идеальных оснований (после тоталитарных экспериментов XX в.) нередко приобретает форму философского манипулирования понятиями. Более перспективными с точки зрения анализа феномена правовой культуры, как отмечают отечественные исследователи , представляются методологические векторы, обозначенные в работах сторонников постструктурализма и неоинституционализма. В этом отношении представляются продуктивными некоторые идеи П. Бурдье и Э. Гидденса36, а также Д. Норта, Дж. Бернара и Л.Томпсона. Хотя они и предлагают различающиеся в содержательном плане трактовки динамики социального конструирования и структурирования, можно отметить несколько принципиальных для исследования правовых феноменов идей, представленных в их трудах. Согласно подходу, развиваемому П. Бурдье, предметом социальных наук выступают социальные практики, упорядоченные в пространстве и времени, а не социум как целое или поведенческие акты. Практика для Бурдье определяется диалектикой объективных структур и «глубоко усвоенных структур», причем, по мнению Бурдье, глубоко усвоенные структуры нельзя полностью объяснить исходя из объективных структур, и наоборот, объективные структуры нельзя выводить из намерений действующих в них. «Глубоко усвоенные» структуры Бурдье понимал как систему диспозиций. Систему ментальных диспозиций и неосознаваемых схем мышления, восприятия и действия он 34 Скрипай В.А. Правовая культура в структуре российской ментальности // Право и культура: проблемы взаимосвязи. Ростов-на-Дону, 1996, с. 49. 35Смоленский М.Б. Правовая культура: опыт социокультурного анализа. Ростов н/Д., 2002. С. 16. 36 GiddensA. New Rules of Sociological Method. L, 1976; GiddensA. Structuralism, Post-Structuralism and the Production of Culture. — Giddens A., Turner H. (eds.) Social Theory Today. Stanford. 1987. |
ный анализ феномена правовой культуры зачастую подменяется либо публицистическими рассуждениями о специфике правовых традиций России и "первородной несовместимости" права и социализма, либо эмпирикосоциологическими данными о состоянии общественного мнения и уровне правовой культуры, и правосознания в современном российском обществе. Возникающий конфликт интерпретаций часто свидетельствует не столько о творческом плюрализме, сколько об отсутствии состоятельной методологической парадигмы исследования правовой культуры. Отечественные исследователи склонны рассматривать культурные аспекты права в рамках изначально заданных аксиоматических схем. В философии права стремление вывести принципы реальной государственности из ее идеальных оснований (после тоталитарных экспериментов XX в.) нередко приобретает форму философского манипулирования понятиями. Ориентация на разработку аксиоматики, опирающейся на те или иные модификации образа homo juridicus, сконструированного, в свою очередь, на почве априорных предельных оснований, является серьезным препятствием для осмысления реального правового процесса. Приверженность ряда современных исследователей "поиску идеальных субстанций" социальноправовых реалий восходит к традициям картезианского разграничения "ментального" и "природного". Эта интенция, последующее закрепление которой было стимулировано неокантианским различением наук о природе и наук о духе, сыграла в свое время важную роль в оформлении идеи права вообще и правовой культуры в частности. Однако на нынешнем этапе развития философско-правового и социологического дискурса подобная исследовательская установка порождает лишь бесплодные в методологическом плане языковые игры. Увлеченность значительной части обществоведов дихотомией гражданского общества и государства, права и морали, власти и общества и т.п. заводит в очевидный тупик. Более перспективными с точки зрения анализа феномена правовой культуры нам представляются методологические векторы, обозначенные в работах сторонников постструктурализма и неоинституционализма. При этом речь не идет о буквальном следовании той или иной постструктуралистской или институционалистской концепции, а об использовании их творческого потенциала по принципу методологической комплементарности. В этом отношении представляются продуктивными некоторые идеи П.Бурдье и Э.Гидденса1, а также Д.Норта, Дж. Бернара и Л.Томпсона. Хотя они и предлагают различающиеся в содержательном плане трактовки динамики социального конструирования и структурирования, можно отметить несколько принципиальных для исследования правовых феноменов идей, представленных в их трудах. Согласно подходу, развиваемому П.Бурдье, предметом социальных наук выступают социальные практики, упорядоченные в пространстве и времени, а не гипотетический социум как целое или поведенческие акты. Практика для Бурдье определяется диалектикой объективных структур и «глубоко усвоенных структур» (речь идет об "укорененности" в культуре), причем, по мнению Бурдье, глубоко усвоенные структуры нельзя полностью объяснить исходя из объективных структур, и наоборот, объективные структуры нельзя выводить из намерений действующих в них. «Глубоко усвоенные» структуры Бурдье понимал как систему диспозиций. Систему ментальных диспозиций и неосознаваемых схем мышления, восприятия и действия он именует "габитус" (habitus)2. Тем самым Бурдье преодолевает и объединяет объективизм и субъективизм; габитус устанавливает связь между структурой и практикой посредством "диалектики между интерио1 Giddens A. New Rules of Sociological Method. London. 1976; Giddens A. Structuralism, Post-Structuralism and the Production of Culture//Giddens A.. Turner H. (eds.) Social Theory Today. Stanford. 1987. ' Габитус совокупность черт, которые приобретает индивид, диспозиции, которыми он располагает, или, иначе говоря, свойства, результирующие присвоение некоторого знания, социально-культурного опыта. |