|
тине. Культ правды, справедливости и совести призван компенсировать равнодушие к правилам и законам, обесцененным социальной практикой, конституируя специфический тин правовой ментальности. Развившаяся на этой основе правовая культура не может не характеризоваться дефицитом правосознания и сопутствующей ему гипертрофией эмотивно-морапьного 154 оценивания своих и чужих поступков . Еще одной из наиболее типичных, многократно исследованных и описанных в научной, философской литературе характеристик российского правового менталитета является устойчивое представление об оправданности подчиненного положения личности, какой бы она ни была, по отношению к государству. Государство в массовом сознании и национальной идеологии занимает высшее место в ценностной иерархии. Личности традиционно отводится подчиненное положение, ей приписывается обязанность служить Государству, безоговорочно ставя его интересы выше своих и не задумываясь о возможном ущемлении им прав каждого конкретного человека. Как подчеркивает В.Л. Дорошенко155, сегодняшние разговоры о "правовом государстве" содержат противоречие в определении. Русское понятие "государство" восходит к словам "господарь", "господь", то есть сильный, могущественный гость, чужак. Эмоциональный пафос служения государству, царю, вождю достаточно долго на протяжении истории вытеснял из массового сознания идею прав человека, в чем, безусловно, сказывалось влияние эмоциональных социокультурных доминант. Этикоцентрический тип отношения к государству проявляется, в первую очередь, в характерной интерпретации государства как «сверхгосударства», в мифологизации и романтизации тех или иных конкретноисторических форм государственности. Здесь, прежде всего, речь идет о российской монархии как носителе и защитнике православия. Та же Переходный период для России означает трансформацию и производственных отношений, и социальных институтов, и мировоззрения населения. 154Смоленский М.Б., Дунаева H.H. Правовая культура и личность в контексте российской государственности. Ростов-на-Дону, 2002. С. 86. 155Дорошенко В.Л. Что такое право? // ЭКО. Новосибирск, 2002. № 3. С. 137. 73 |
своих соотечественников, чтобы быть услышанными, были вынуждены призывать не столько к защите прав человека, сколько к борьбе за правду и справедливость. Однако в правовом менталитете россиянина праведный, т.е. основанный на правде, суд, поступки в соответствии с «голосом совести» и справедливость как таковая вовсе не тождественны следованию формальным правилам, составляющим позитивное право, соблюдению законов, уважению к истине. Культ правды, справедливости и совести призван компенсировать равнодушие к правилам и законам, обесцененным социальной практикой, конституируя специфический тип правовой ментальности. Развившаяся на этой основе правовая культура не может не характеризоваться дефицитом правосознания и сопутствующей ему гипертрофией эмотивно-морального оценивания своих и чужих поступков. Рассматривая специфику российской традиции отношения к праву, В. Софронов-Антомони подчеркивает присутствие в ней принципа ордалии. Принцип ордалии предполагает, что определение вины или невиновности подозреваемого отдается Богу. Хотя в законе нет упоминания божьего суда, только он может обеспечить правовую гносеологию, определение истины (правды). Но тогда нарушение закона парадоксальным образом необходимо для гомеостаза, для устойчивого функционирования социального целого. Так, если противопоставление административной, правовой письменности — письменности культурной, сакральной соответствует противопоставлению русского языка — языку церковнославянскому (а нарушение церковнославянского “признается в определенных ситуациях необходимым”), то нарушение должно “признаваться необходимым” и в праве. Тем самым “принцип необходимости нарушения закона в определенных ситуациях” оказывается имплицитно вписанным в правовую картину мира, является необходимым для функционирования правовой системы. Говоря в терминах русской традиции, для высшей Правды иногда необходимо нарушать земную (низкую) Истину. В “юридическом бессознательном” ар » В то время как на Западе право уже распространяет свои регулятивные функции даже на семейные отношения (брачные контракты), в России даже деловые отношения часто ограничивались моральными обязательствами. Следствием этого было не только то, что решение деловых партнеров, скрепленное словом, воспринималось как более надежное, чем подI# крепленное бумагой, но и то, что зафиксированные на бумаге обязательства не были гарантированы к исполнению. И если моральные обязательства, к исполнению которых принудить невозможно, в условиях усложнения социальных отношений становятся все более неэффективными, то и правовые обязательства, девальвированные в общественном сознании, мало что значат при низком уровне правовой культуры, поскольку акторам представляется вполне возможным отказаться от выполнения правовых обязательств, когда они очевидно влекут за собой ущерб. Такая ситуация в России усугубляется неразвитостью судебной системы и ее сильной зависимостыо от власти. Это порождает драматическую коллизию современного правового строительства незаметную для многих, но от этого не становящуюся менее реальной. Согласно последним исследованиям, на настоящий момент нет оснований утверждать, что россияне безмерно привержены правовым принципам социальной жизни, правовому государству. Последнее обстоятельство обращает наше внимание на еще одну грань рассматриваемой нами проблемы. Речь идет о такой неотъемлемой ^ составляющей российского правового менталитета и правовой культуры, как взаимоотношения личности и власти, личности и государства. 2.3. Правовая культура и идея государственности Одной из наиболее типичных, многократно исследованных и описанных в научной, философской и художественной литературе характеристик российского правового менталитета является устойчивое представление об оправданности подчиненного положения личности, какой бы она ни 117 была, по отношению к государству. Государство в массовом сознании и национальной идеологии занимает высшее место в ценностной иерархии. Личности традиционно отводится подчиненное положение, ей приписывается обязанность служить Государству, безоговорочно ставя его интересы выше своих и не задумываясь о возможном ущемлении им прав каждого конкретного человека. Как подчеркивает В.Л. Дорошенко1, сегодняшние разговоры о "правовом государстве" содержат противоречие в определении. Русское понятие "государство" восходит к словам "господарь", "господь", то есть сильный, могущественный гость, чужак. Эмоциональный пафос служения государству, царю, вождю достаточно долго на протяжении истории вытеснял из массового сознания идею прав человека, в чем, безусловно, сказывалось влияние эмоциональных социокультурных доминант. Этикоцентрический тип отношения к государству проявляется, в первую очередь, в характерной интерпретации государства как «сверхгосударства», в мифологизации и романтизации тех или иных конкретноисторических форм государственности. Здесь прежде всего речь идет о российской монархии как носителе и защитнике православия. Та же когнитивная схема легла в основание мифа о единственном в мире справедливом и гуманном советском государстве и его гениальных вождях. Тем самым обосновывается морально-этическая сверхценность государства и соответствующий ей этос бескорыстного служения ему и в его лице абсолютному благу, лучшему будущему, некоему надличностному идеалу. Абсолютный и надличностный характер воплощенного в образе государства добра парадоксальным образом благодаря синкретическому типу ментальности уживается на уровне социальной практики с глубокой отчужденностью от государства в лице его структур, в частности, правоохранительных. В сознании масс образ государства как бы постоянно раз1Дорошенко В.Л. Что такое право? //ЭКО. Новосибирск, 2002. № 3. С. 137. |