Проверяемый текст
Валентина Левичева: Гуманитарная интеллигенция: основания корпоративной идентичности // Социологические исследования. - 2001. - N 2.
[стр. 84]

товаров и услуг, знаний, образцов поведения в новых общественно-экономических условиях.
Новая экономическая интеллигенция должна обладать социальной и профессиональной мобильностью, высокой индивидуальной адаптивностью к социальным финансовым и иным рискам, сочетать современный уровень профессионализма с духовными ценностями, гуманными нормами образа жизни.1 1 1 9 Вроссийском понимании профессионализм — это вертикальная социокультурная мобильность посредством актуализация профессионального потенциала с учётом того, что профессионалом может стать тот, кто обладает высоким исходным уровнем образовательного и культурного, духовного, потенциала и в условиях достаточно однородной внешней социальной среды.
Профессионализм в западном понимании обусловлен в меньшей степени исходным уровнем профессионального потенциала, а в большей степени принадлежностью к той или иной страте общества, которая обусловлена в свою очередь отношениями собственности.
Трансформация идентичности российской интеллигенции затронула и такое ее фундаментальное свойство, как функциональность.
Буквально на глазах происходит разрушение важнейшей социально-значимой функции интеллектуальной элиты — быть экспертом.
Интеллигенция в целом уже не имеет возможности контролировать так называемые “большие системы”: средства массовой информации, политические и организационно-корпоративные технологии, Интернет, другие коммуникативные сети, продуцирующие ныне эталоны оценок, образы друга/врага, стирающие грани между реальными и виртуальными событиями,
провоцирующие ситуативные общественные настроения и эмоции и регулирующие их длительность и интенсивность, создающие и продвигающие Имена и Марки, Кумиров и Лидеров (заглавные буквы В.Ф.
Левичева).
И, может быть, одним из самых значительных и долговременных последствий нарастающего информационного отчуждения интеллигенции
и все более утверждающегося приоритета технологической составляющей научного познания является возвращение на культурную IG9 См.: Егорьев АЕ.
Социологио новой модели спсцнписп-оюиочиста //Социологические исследования,2001.№ 2.С.
Ы1-142.
[стр. 1]

Последнее десятилетие отмечено столь существенными социально-стратификационными изменениями, затронувшими людей, которых достаточно долго в российском обществе принято было относить к “интеллигенции”, что впору задуматься над вопросом: “Существует ли интеллигенция в современной России?” В связи с этим хотелось бы обрисовать некоторые стороны реального положения университетской гуманитарной интеллигенции и привлечь внимание социологов к методологическим проблемам исследования идентичности этой социальной общности.
В утвердившемся сегодня рефлексивном проекте современного российского интеллигента среди традиционного набора качеств – образованности, компетентности, совестливости, духовности, культуртрегерства и т.п.
почти начисто отсутствуют составляющие успешной жизни: динамизм, признание, достижение, удачливость, карьера и др.
Более того, в информационной среде явно накапливаются различные концептуальные версии объяснений социальной нестабильности российского общества ХХ века, использующие аргументы из арсенала “комплекса вины” интеллигенции.
Общий негативный контекст размышлений о судьбах российской интеллектуальной элиты усиливается такими самоопределениями ее представителей, в которых запечатлелись ощущения людей, отодвинутых от магистрального русла событий, оказавшихся на периферии общества, утративших позиции тех, кого слушают, к кому прислушиваются.
В целом это свидетельствует о нарастании симптоматики кризиса социальной (групповой) идентичности, когда интенсифицируется процесс распада упорядоченной системы освоенных в ходе социализации и ценностей, утрачиваются традиционные групповые солидарности и одновременно выстраивается новый интеграционный механизм содержательных компонент идентификационного пространства.
К основным признакам системного кризиса идентичности современной интеллигенции относятся феноменологически фиксируемые многоаспектные явления, лишь часть из которых в настоящее время привлекла внимание отечественных исследователей.
Речь идет прежде всего о значительном увеличении удельного веса негативной идентичности в общем процессе поиска себетождественности и интегрирующей целостности.
Российскому интеллигенту сегодня гораздо проще самоопределиться и найти “своих”, выстроить категориальную и ценностную самозащиту путем указания на “чужое”, отказа от самопричисления себя к неприемлемому, выстраивания всевозможных этических барьеров, мобилизации символических ресурсов перед лицом новых угроз подавления и манипулирования.
Кризисная идентичность интеллигенции неразрывно связана и с расширением зон локальной идентичности, когда обустроенность и устойчивость собственного жизненного мира воспринимается человеком лишь в границах локальных профессиональных и статусных общностей, коммуникативное, ценностное и символическое взаимодействие между которыми во многом практически утрачено.
Выстраивание идентификационных комплексов сегодня реализуется достаточно изолированно для таких групп, как инженерно-техническая интеллигенция, военная интеллигенция, гуманитарная интеллигенция, интеллигенция в институтах бюрократии, интеллигенция в институтах экономики и др.
Показательно и то, что на уровне повседневности ценностные программы этих общностей ориентированы на локальные нарративы и дискурсы такие, как “история наших достижений в освоении космоса”, “защита Отечества”, “противостояние тоталитаризму”, “приверженность европейскому цивилизованному обществу” и пр.).
Наши исследования гуманитарной интеллигенции 1998-2000 гг.
в рамках проекта “Российская гуманитарная интеллигенция: проблема смены поколений” подтверждают сужение рамок идентификационного пространства до уровня первичных социализационных групп, ценностных и субкультурных общностей и затрудненность формирования общегражданских и общекультурных солидарностей.
Проведенная в Российском государственном гуманитарном университете (РГГУ) серия опросов студентов и преподавателей (в указанные годы последовательно были опрошены более 60% обучающихся на дневных отделениях всех факультетов первокурсников и пятикурсников и более 80% штатного состава всех преподавателей) в целом демонстрирует усиливающуюся корпоративность гуманитарной интеллигенции.
Оказалось, что практически по всем позициям оценки старшего поколения гуманитариев приближаются к оценкам молодых гуманитариев (так что ни о каком конфликте “отцов и детей”, переживших бурные 90-е годы в этой среде говорить не приходится) и значительно дистанцированы от оценок иных социально-профессиональных групп и слоев российского общества.
Думается, что стержнем этой корпоративности и относительной социальной замкнутости служит именно профессиональная идентичность наиболее устойчивое качество, определяющее любые другие (политические, общекультурные, ценностные и пр.) ориентации респондентов.
Так, подавляющее большинство преподавателей РГГУ (81% опрошенных) дорожат своей профессией, и это притом, что две трети из них полагают, что их профессия сегодня в обществе оценивается как неперспективная.
Вместе с тем продолжающиеся ухудшения в системе оплаты труда вынуждают почти всех (более 80%) подрабатывать на стороне.
И хотя эта “подработка” все чаще и чаще превращается в основной источник дохода, половина респондентов категорически отказывается от каких-либо изменений своего социально-профессионального статуса.
О том, что верность профессии гуманитария, преподавателя вуза сопряжена сегодня с социальной депривацией, свидетельствуют высказывания 5% опрошенных, что они “не могут приспособиться к нынешним переменам”; 23% не видят новых возможностей; 38% “приходится подрабатывать, браться за любое дело, лишь бы обеспечить себе и детям терпимую жизнь”.
И только 19% опрошенных подтвердили, что им “удается использовать новые возможности, начать серьезное дело, добиться большего в жизни”.
Вместе с тем, при подобных негативных или скептических оценках социально-экономических перспектив собственной профессии, общие оценки, скажем, материального положения семьи или своего настроения, распространенные в университетской среде, заметно отличаются от тех, что фиксируются опросами ВЦИОМ среди населения России в целом (см.
табл.1).
Таблица 1 Оценка респондентами материального положения своей семьи (в % от опрошенных) РГГУ, I курс, V.
1998 г.
РГГУ, V курс I.
1999 г.
РГГУ, преподаватели IV.
2000 г.
Население России, в среднем XI.
1999г Очень хорошее 3 0 1 0,3 Хорошее 30 15 12 3,4 Среднее 50 51 49 42,7 Плохое 10 22 28 37,0 Очень плохое 1 7 6 15,2 Трудно сказать 6 5 4 1,4 Косвенно представленное в таблице подобное социально-стратификационное расхождение в оценках материального положения семьи между “университетской группой” и населением России в среднем свидетельствует о том, что институт образования и аттестаты о высшей профессиональной квалификации все еще сохраняют функции инструментов вертикальной мобильности и материальной обеспеченности в нашем обществе, хотя падение их значимости до сих пор не остановлено, что, кстати, отчетливо осознается в преподавательской и студенческой среде.
Так, на вопрос: "Как Вы считаете, является ли сегодня хорошее образование гарантией жизненного успеха?" 36% первокурсников и 18% студентов V курса РГГУ ответили утвердительно, а 37% и 56% соответственно дали отрицательный ответ (опрос 1998-1999 гг.).
Ответы преподавателей, опрошенных в 2000 г.
распределились следующим образом: "да" – 26%, "нет" – 43%.
Наибольший скепсис пятикурсников вызван, по-видимому, явным разочарованием от столкновения с реальной действительностью и неясными перспективами трудоустройства.
Упомянутая университетская корпоративность имеет и своего рода оборотную сторону.
Любопытно, что в ходе трех последовательных опросов выявилось удивительное сходство (с точностью до 2-3%) в отношении таких рано формирующихся социализационных стереотипов, как курение, употребление алкогольных напитков и признание себя верующим или неверующим.
Например, верующими считают себя 37% первокурсников, 35% пятикурсников и 36% преподавателей РГГУ.
Неверующими – соответственно: 18%, 18% и 24%.
Близкими по количественным параметрам оказались ответы "частично" и "затрудняюсь ответить".
Небезынтересно сопоставление мнений студентов о роли труда и образования как факторов социального положения в обществе.
Что касается первого фактора, то считают, что он способствует достижению высокого положения в обществе 28% студентов 1 курса и столько же пятикурсников, а также 25% преподавателей РГГУ.
Отрицательный ответ дали соответственно: 24, 35 и 32%.
Затруднились с ответом соответственно: 45, 36 и 42%.
Относительно роли образования как гарантии жизненного успеха ответы были такими: "да" – 36% первокурсников, 20% пятикурсников и 26% преподавателей; "нет" – соответственно: 37, 56 и 43%.
Затруднились с ответом соответственно: 27, 26 и 29%.
Таким образом, значимость труда как базисной ценности разные поколения гуманитариев оценивают примерно одинаково.
На оценку же значимости образования поколенческие социализационные факторы оказали заметное влияние: преподаватели не хотят мириться с утратой образованием качеств гаранта жизненного успеха, выпускники начинают профессиональную карьеру, когда фактически в российском обществе разрушена наука и существенно обесценено образование, а первокурсники еще полны надежд на будущее своей страны и своей профессии.
Верность гуманитариев своей профессии, вопреки неблагоприятным жизненным обстоятельствам, косвенно подтверждается и тем, что 42% респондентов в ходе опроса подтвердили, что “хотели бы, чтобы дети и внуки унаследовали их профессию”.
Устойчивость профессиональной идентичности гуманитариев во многом определяет наиболее распространенные “университетские” типы гражданских и политических ориентаций.
Так почти все преподаватели университета (90% опрошенных) политикой интересуются и обсуждают политические проблемы среди коллег и в кругу семьи.
При этом современную (апрель 2000г.) общественно-политическую ситуацию в России оценивают как напряженную 69% респондентов.
Еще более негативно оценивается экономическое положение России: назвали его “плохим” и “очень плохим” 81% опрошенных.
Среди распространенных общественно-политических представлений гуманитарии РГГУ чаще всего отмечали близость своих взглядов к либеральным и социал-демократическим идеям.
Оценивая динамику и перспективы межпоколенческой статусной мобильности гуманитарной интеллигенции, интересно сопоставить мнения наших преподавателей (опрос 2000 г.) и оценки респондентов мониторинга ВЦИОМ “Советский человек, 1999г.”, полученные при сопоставлении материального и общественного положения родителей со своим собственным (табл.2).
Анализ данных таблицы показывает значительное снижение позиций интеллигенции и образованного слоя населения в целом в современном российском обществе, фиксируемое на поколенческом уровне.
Об этом же свидетельствуют и данные, касающиеся общественного положения (статуса) в целом.
Считают, что сегодня это положение "более высокое" 38% опрошенных преподавателей РГГУ и 21% опрошенного населения страны; "Такое же" – соответственно: 31 и 33%; "более низкое" – 15 и 31%, затруднились с ответом – 14 и 15%.
Оценивая в целом повседневные реалии современной жизни, наши респонденты отметили, что сегодня человеку в России не хватает таких качеств жизни, как: “материальный достаток” (указали 71% опрошенных), "социальные гарантии" (60%), “уверенность в себе” и “нравственные принципы” (43%), “образованность, воспитанность” (36%), “демократическая культура” (31%).
Среди идей, способных, по мнению университетских гуманитариев, объединить российское общество, выделены: “стабильность” и “достойная жизнь” (41% и 39%), “возрождение России (27%), “законность и порядок” (23%).
В среднем по России (данные мониторинга ВЦИОМ, март 1999 г.) приоритеты расставлены несколько иначе: “стабильность”(50%), “законность и порядок” (42%), “достойная жизнь” и “сильная держава”(31% и 28%).
Таблица 2 Оценка материального положения в сравнении с тем, что было у родителей? (в % от опрошенных) Преподаватели РГГУ,IV.
2000 г.
Население России, в среднем, III.
1999 г.
Более высокое 30 24 Такое же 26 22 Более низкое 32 42 Затрудняюсь ответить 12 12 Из данных социологических исследований можно сделать вывод о том, что отмеченная корпоративно замкнутая и локальная идентичность гуманитарной интеллигенции сопровождается в нашем обществе эмпирически фиксируемыми состояниями неудовлетворенности общественными процессами, общей напряженности, ощущением рассогласованности между внешней востребованностью определенных личностных и профессиональных качеств и внутренней целостностью, осмысленностью социокультурной позиции интеллектуала.
Подобная реструктуризация идентичности не есть чисто российское явление.
Оно отмечено многими влиятельными зарубежными и отечественными исследователями (Ю.Хабермас, Х.Аренд, П.Рикер, Д.Карр, Д.Брунер, Е.Г.Трубина, М.Э.Елютина и др.).
ХХ век век социальных катастроф и нестабильности разрушил иллюзии о существовании универсальных векторов мирового развития: прогрессистскую теорию научно-технического управляемого развития, либеральную концепцию рациональности экономического и социального поведения, марксистскую теорию освобождения труда, христианские доктрины нравственного совершенствования человечества и др.
Эти векторы Истории перестают быть для интеллигенции ориентирующими ценностными системами.
В нашем же обществе на эти процессы невозможность выстроить оправданную, непрерывную и связную историю жизни – наложилась еще ускоренная смена культурных кодов, по которым конструируются рассказы о жизненном пути различных поколений, истории институтов и социальных общностей.
Трансформация идентичности российской интеллигенции затронула и такое ее фундаментальное свойство, как функциональность.
Буквально на глазах происходит разрушение важнейшей социально-значимой функции интеллектуальной элиты быть экспертом.
Интеллигенция в целом уже не имеет возможности контролировать так называемые “большие системы”: средства массовой информации, политические и организационно-корпоративные технологии, Интернет, другие коммуникативные сети, продуцирующие ныне эталоны оценок, образы друга/врага, стирающие границы между реальными и виртуальными событиями,
провоцирующими ситуативные общественные настроения и эмоции и регулирующие их длительность и интенсивность, создающие и продвигающие Имена и Марки, Кумиров и Лидеров.
И, может быть, одним из самых значительных и долговременных последствий нарастающего информационного отчуждения интеллигенции
является возвращение на историческую арену такого универсального и, как еще недавно казалось, безвозвратно ушедшего в прошлое схематизма трансляции знания, как Рецепт.
Исследовательские практики, культивировавшиеся наукой веками, направленные на постижение нового, ранее неизвестного, последовательно вытесняются (особенно в сфере именно гуманитарного знания) всевозможными рецептурными формами, овладение которыми означает по сути достижение желаемого, но известного.
“Делай, как я, и ты достигнешь успеха”: похудеешь, получишь Оскара, победишь в избирательной гонке, снимешь стресс...
Готова ли интеллигенция смысл своей деятельности соотнести с подобным рецептурным "промоушеном"? На эмпирическом уровне информационное отчуждение интеллигенции косвенно фиксируется поразительным сужением общего круга чтения в университетской среде, причины которого, наверное, все же не сводятся лишь к резкому увеличению стоимости подписки и периодики.
Так, отвечая на открытые вопросы, среди регулярно читаемых общественно-политических и литературно-художественных журналов преподаватели РГГУ назвали: “Итоги” (1 место по числу упоминаний), “Новый мир” (2 место) и “Деньги” (3 место).
Всего было упомянуто 40 изданий, причем более половины опрошенных не назвали ничего.
Среди научных журналов самыми читаемыми оказались: “Вопросы философии” (1 место), “Отечественная история” (2 место), “Социологические исследования” и “Вопросы истории” (3 место).
Всего было названо 55 изданий, причем не назвали ничего также более половины опрошенных.
Что касается газет, то наиболее читаемыми являются “Аргументы и факты” и “Московский комсомолец” (1 место как среди преподавателей, так и среди студентов), “Независимая газета” и “Известия” (2 место) и “Коммерсант” и “Новая газета” (3 место).
Всего было упомянуто 54 издания.
Несколько слов о такой частной, но показательной во многом проблеме, как визуализация идентичности.
Визуальный ряд российских интеллигентов, представленный на ТВ и в прессе в последние годы, приобрел ярко выраженные геронтологические и маргинальные черты.
Абсолютно доминируют мемориальные, подчеркнуто отстраненные от духовной злободневности и социально-политической актуальности сюжеты с бывшими “инженерами человеческих душ” или состарившимися детьми “больших родителей”.
Молодые, энергичные лица, увлеченные наукой и духовными ценностями полностью отсутствуют.
Сегодня усилиями, прежде всего СМИ, поколенческое размежевание вводится как бы внутрь ценностной идентификации: динамизм и успех, открытость новому и мобильность, высокий уровень притязаний это для молодых.
Исполнение долга в условиях невостребованности, защита интеллектуальных норм, верность профессии для старшего поколения.
По сути в обществе наращивается процесс социального конструирования гуманитарной интеллигенции как некоего анклава с идентичностью социального меньшинства.
И в этих условиях масс-медиа все настойчивее предлагает некую модель имитации идентичности, в которой мучительные поиски самого себя и своего места в обществе заменены на своего рода “бодибилдинг”: многообразные, от телесных до социальных и ментальных, и весьма эффективные технологии конструирования собственного имиджа, И на этот вызов массовой культуры современной российской интеллигенции придется ответить, ибо кредо “Учитель, воспитай Ученика” было и остается ведущим мотивом гуманистической миссии интеллектуальной элиты общества.

[Back]