|
политическому опыту. В отличие от Н.С. Хрущева В.М. Молотов и Л.М. Каганович пережили весь цикл исторического развития, начиная от ленинской идеи о советах, как об отмирающем государстве, до сталинской диктатуры. Они понимали неизбежность изживания демократических элементов Советской власти. Н.С. Хрущева и его поколение привлекал «демократизм» 1920-х годов, основывающийся на ленинских идеях, изложенных в работе «Очередные задачи Советской власти». Одной из социальных иллюзий Октябрьской революции, как показало развитие советской страны, оказалась невозможность обеспечения организационного сочетания государственного централизма с самодеятельностью масс и местным почином на длительный исторический период. Но, как нам представляется, именно эта иллюзия стала в 1950-е гг. идеологическим резервом реформы и одновременно одной из причин ее неудачи. Аргументы оппонентов Н.С. Хрущева из высшего эшелона руководства страны, кроме довода об опасности ослабления централизованного планового начала, были, в основном, неубедительными. Таковой оказалась попытка Д.Т. Шеиилова обосновать несостоятельность реформы управления промышленностью и строительством возможным ослаблением диктатуры пролетариата в стране. Как справедливо резюмировал Н.С. Хрущев, Шепилов Д.Т., по существу, «никакой критики не дает».1 Неубедительная, слабая критика оппонентов укрепляла в Н.С. Хрущеве веру в необходимости и правильности предпринимаемой реформы. Вместе с тем он понимал, что в условиях действующей системы министерства не могли достигнуть результатов, адекватных целям политического руководства. В свою очередь, и министры не могли не чувствовать управленческого дискомфорта. Однако, когда Н.С. Хрущев внес в ЦК свою записку о предстоящей реформе, многие министерства встретили её настороженно, если не враждебно. Высоко оценивая профессионализм министров, управленческих кадров, Н.С. Хрущев пытался привлечь их к практической подготовке реформы. Так, накануне 65 ’ Р Г А С П И . Ф . 2. O n. I. Д. 259. Л . 113 об. |
148 реформе В.М. Молотова, Л.М. Кагановича с Н.С. Хрущевым были проявлением различий поколений высшего состава руководства по их политическому опыту. Л.М. Каганович, и особенно В.М. Молотов, как политические деятели в отличие от Н.С Хрущева пережили весь цикл исторического развития, начиная от ленинской идеи о советах, как об отмирающем государстве, до беспощадной сталинской диктатуры. Они нс только из-за страха, но прежде всего по собственному убеждению поняли неизбежность изживания демократических элементов Советской власти. Н.С. Хрущев и его поколение оставались еще под очарованием «демократизма» 20-х годов, которое в идеологическом отношении питалось ленинскими идеями работы «Очередные задачи Советской власти». Обеспечить организационное сочетание государственного централизма с самодеятельностью масс и местным почином на длительный исторический период, как показала история, оказалось невозможным. Это была одна из социальных иллюзий революции. Но она стала в 50-е гг. идеологическим резервом реформы и одновременно одной из причин ее неудачи. Их аргументы, кроме довода об опасности ослабления централизованного планового начала, были в основном невнятными. Попытка Д.Т. Шепилова найти хоть маломальское теоретико-идеологическое обоснование несостоятельности реформы, типа о возможном ослаблении диктатуры пролетариата в СССР, оказалась крайне примитивной. «По существу он никакой критики не дает», — резюмировал Н.С. Хрущев.1 2 Слабость критики оппонентов укрепляла его внутреннюю убежденность в правильности предпринимаемой реформы. Но глухим и упорным сопротивлением веяло от министерств. Многие из них затормозили работу, когда Н.С. Хрущев внес в ЦК свою записку о предстоящей реформе.1 3 Он высоко оценивал профессионализм министров и управленческих кадров, но понимал, что, поставленные в условия действующей системы, они не могли достигнуть результатов, адекватных целям политического руководства. Министры и сами не могли не чувствовать этого управленческого дискомфор |