Проверяемый текст
Пшидаток, Вячеслав Еристемович. Трансформация правосознания и правовых ценностей в условиях становления демократии и гражданского общества в современной России (Диссертация 2007)
[стр. 78]

78 следствие, неизбежность несовершенства.
Тот же подход распространялся и на право.
Как подчеркивал К.С.
Аксаков, его не обоготворяли.
Вера,
истина, справедливость ставились религиозным сознанием выше закона, что посвоему верно, но в то же время легко может привести к правовому нигилизму, к желанию действовать на основе высших критериев и соображений в сфере, где должны царить законы16.
Свобода, честь, достоинство личности и право, как их гарантии, ценностью в России никогда не были, ибо право вторично по отношению к «правде»,
социальной справедливости.
Как отмечает B.C.
Степин, в сознании россиян доминирующее положение занимает идея справедливости17.
Справедливость (как ценность) выше права.
В архетипах российского сознания понятие «справедливость» имеет особое место: «справедливость» от слова «правда».

Правда это не только истина, а еще и эмоциональное состояние, за правду живота (жизни) не жалеют.
Подлинная правда всегда выстраданная.
Закон и право в народном сознании не были самоценностью.
Закон лишь тогда выступает ценностью, когда определяется как «справедливый».
В России традиционен приоритет нравственного, а не правового регулирования общественных отношений.
Известный исследователь Э.Ю.
Соловьев пишет об этом так: «Высокие
нравственные качества русского народа (его способность к состраданию, любви, прощению, терпению, самоотвержению) давно получили всемирное признание.
Но было бы благодушием не видеть их неприглядной оборотной стороны, а именно давнего и острого дефицита правосознания, который в сфере самих моральных отношений выражал себя, прежде всего, как
отсутствие уважения к индивидуальной нравственной самостоятельности (автономии) и как упорное сопротивление идее примата справедливости над состраданием»18.
Соловьев совершенно справедливо отмечает, что дефицит правосознания
16 Мартышин О.В.
Указ.
соч.
С.
25.
17 Гражданское общество, правовое государство и право («круглый стол» журналов «Государство и право» и «Вопросы философии») // Государство и право.
2009.
№ 1.
С.
28—29.
18 Соловьев Э.Ю.
Прошлое толкует нас.
М., 1991.
С.
230.
[стр. 72]

Известный исследователь Э.
Ю.
Соловьев пишет об этом так: «Высокие
состраданию любви, прощению, терпению, самоотвержению) давно получили всемирное признание.
Но было бы благодушием не видеть их неприглядной оборотной стороны, а именно давнего и острого дефицита правосознания, который в сфере самих моральных отношений выражал себя, прежде всего как
и О отсутствие уважения к индивидуальной нравственной самостоятельности (автономии) и как упорное сопротивление идее примата справедливости над состраданием» .
Он совершенно справедливо отмечает, что дефицит правосознания оказывал обратное разрушительное влияние на культуру, поскольку в периоды разрушительное влияние на культуру, поскольку в периоды общественных кризисов «губил...
самое нравственность».
Русская моральная философия страдала в этом смысле дефицитом правопонимания, будучи, парадоксальным образом, при этом предельно этикоцентричной.
С другой стороны, иррационально-эмотивный характер российского правопонимания, возможно, еще не означает, что последнее чуждо рациональности.
Новым, и пока дискуссионным выводом, который имеет теоретико-методологическое значение для анализа правосознания и правовой культуры современного российского общества, является признание «вариативной» рациональности самого права.
Эта идея, возникшая под влиянием методологической парадигмы постмодерна, сопряжена с обращением к национальному социокультурному опыту в поисках своеобразной неформальной логики формирования права, чутко О воспринимающей национальную традицию и национальную интуицию.
«Живой организм, и право особенно, оказываются подвластными всей своей истории, которая при ближайшем рассмотрении постоянно обнаруживает неизведанные пласты, уводящие все дальше от простой причинности.
Уже хотя бы поэтому мы должны задуматься о содержании той рациональности, в 49 Соловьев Э.Ю.
Прошлое толкует нас.
М., 1991.
С.
230.

72

[стр.,97]

Убедительно раскрыли ряд сторон психологического отношения русского народа к праву славянофилы.
В частности, К.
С.
Аксаков в знаменитой записке «О внутреннем состоянии России» (1855) отмечал, что «Россия никогда не обоготворяла права, никогда не верила в его совершенство, совершенства от него не требовала», она «смотрела на него как на дело второстепенное, считая первостепенным делом веру и спасение 85 души» .
Важной особенностью правовой культуры традиционной России была идея «симфонии», неразрывной связи дел мирских и небесных, государства, права и церкви, идущая из Византии.
«Симфония» лишала церковь самостоятельности, возможности критического отношения к светской власти.
По замечанию Н.
Н.
Алексеева, в лице иосифлян церковь сама давалась в руки государству .
Степень зависимости Церкви от государства возрастала, и реформа Петра I явилась логическим завершением этого процесса.
С другой стороны, речь шла о создании правоверного государства, «государства правды».
Это означало наделение государства религиозной миссией, церковное благословение его действий.
В то же время на I • * " 1 государство распространялся религиозный принцип безучастного отношения к мирскои жизни, признание невозможности совершенства в этом мире, презюмирующее неизбежность несовершенства.
Тот же подход распространялся и на право.
Как подчеркивал К.
С.
Аксаков, его не обоготворяли.
Вера,
правда, справедливость ставились религиозным сознанием сознанием русского народа выше закона, что посвоему верно, но в то же время легко может привести к правовому нигилизму, к желанию действовать на основе высших критериев и 87 соображений в сфере, где должны царить законы .
Сакрализация 85 86 Мартыгиин О.
В.
Указ.
соч.
С.
24.
Алексеев H.
Н.
Русский народ и государство.
М., 1998.
С.
87 87 Мартышип О.
В.
Указ.
соч.
С.
25.
97

[стр.,98]

государства парадоксальным образом означала десакрализацию права и его ценностей.
Свобода, честь, достоинство личности и право, как их гарантии, ценностью в России никогда не были, ибо право вторично по отношению к «правде»
и справедливости.
Как отмечает В.
С.
Степин, в сознании россиян доминирующее положение занимает идея справедливости .
Справедливость (как ценность) выше права.
В архетипах российского сознания понятие «справедливость» имеет особое место: справедливость от слова правда.

А правда это не только истина.
Правда это еще и эмоциональное состояние, за правду живота (жизни) не жалеют.
Подлинная правда всегда выстраданная.
Закон и право в народном сознании не были самоценностью.
Закон лишь тогда выступает ценностью, когда определяется как «справедливый» В России традиционен приоритет нравственного, а не правового регулирования общественных отношений.
Известный исследователь Э.
Ю.
Соловьев пишет об этом так: «Высокие нравственные качества русского народа (его способность к состраданию, любви, прощению терпению, самоотвержению) давно получили всемирное признание.
Но было бы благодушием не видеть их неприглядной оборотной стороны, а именно давнего и острого дефицита правосознания, который в сфере самих моральных отношений выражал себя прежде всего как отсутствие уважения к индивидуальной нравственной самостоятельности (автономии) и как упорное
89 гл сопротивление идее примата справедливости над состраданием» .
Соловьев совершенно справедливо отмечает, что дефицит правосознания
оказывал обратное разрушительное влияние на культуру, поскольку в периоды 88 Гражданское общество, правовое государство и право («круглый стол» журналов «Государство и право» и «Вопросы философии») // Государство и право.
2002.
№ 1.
С.
28-29.
89 Соловьев Э.Ю.
Прошлое толкует нас.
М., 1991.
С.
230.

98

[Back]