Проверяемый текст
Барковская Нина Владимировна; Поэтика символистского романа (Диссертация 1996)
[стр. 101]

I 1 < Брюсов вводит свой роман в литературную ситуацию 1900-х годов, помещает его в литературную среду, созданную, “смоделированную” самим им, автором.
Ближайшим литературным окружением “Огненного ангела” становятся стихотворный цикл “Из ада изведенные”
(о чем уже упоминалось), научно-популярные статьи, “Легенда о Агриппе” и “Оклеветанный ученый”, а также критическая статья “Карл V”.
Таким иОгненном ангеле” Брюсова отчетливо выделяются три смысловых уровня: биографический, исторический, эстетический.
Объединяет эти три уровня общая концепция, преломляющаяся в каждом из уровней по-своему и делающая возможным “перетекание”, “мерцание”,
“взаимоотражение” друг в друге каждого из трех уровней, а также образ автора.
Эту концепцию можно, весьма приблизительно, сформулировать следующим образом: в мире одинаково сильны светлое, рациональное, и темное, иррациональное, начала; судьба человека зависит от столкновения с темными первоосновами бытия и в мире, и в душе самого человека: единственная возможность овладеть темными духовными силами магия, имеющая словесную природу.
Три уровня смысла: личностный (биографический), внеличностный (исторический) и эстетический (творческий) — раскрываются через взаимодействие,
имерцание?? трех субъектов: героя (Рупрехта), автора биографического и автора творца произведения.
Основанием для взаимодействия становится их “одноприродность”, одинаковый статус, одинаковая принадлежность к той грани, на которой жизнь переходит в искусство, и наоборот, Н.Петровская утверждала, что
“В.Брюсов никогда не обнаруживал себя перед людьми в синтетической цельности.
Он замыкался в стили, как в надежные футляры, это был органический
метод его самозащиты”.
Но стилизация и обнаруживала сущность
фанатика, жреца,индивидуального стиля писателя, ядро его личности и 5?219 священнослужителя искусства Принцип антологии в структуре романа, “текстуализация жизни”, внимание к и сотворенной словесной природе литературного произведения, впервые так ярко выразившиеся в романе Брюсова “Огненный ангел”, станут общими признаками модернизма в целом и символизма в частности.
Однако принцип антилогии, игры разными уровнями смысла, среди которых важное место занимает уровень биографический,
то есть как бы ' лирический”, экзистенциальный это принцип именно символистского произведения.
219 Петровская Б.И.
Воспоминания.// Минувшее.
М., 1992.Т.8.С.57.
101
[стр. 125]

книг: “Помню такой случай.
В.Я.
предложил мне сверить с его поправками какойто последний лист.
Я исполнила это с наибольшей старательностью и спокойно вернула лист, в котором, по-моему, все было в исправности.
Но через некоторое время В.Я.
обратился ко мне с оттенком упрека в голосе:*Сказали, что нет ни одной опечатки? А я нашел...
И целых две.
Текст набирается корпусом эльзевира, а две запятых попали из петита.
Это недопустимая небрежность!” [67].4>рюсов вводит свой роман в литературную ситуацию 1900-х годов, помещает его в литературную среду, созданную, “смоделированную” самим же автором.
Ближайшим литературным окружением “Огненного ангела” становятся стихотворный цикл “Из ада изведенные”,
научно-популярные статьи “Легенда о Агриппе” и “Оклеветанный ученый”, а также критическая статья “Карл V.
Диалог о реализме в искусстве”.
Все эти произведения относятся к разным родам и жанрам литературы, но каждое из них отражает какую-то одну грань облика Брюсова: страстного влюбленного, ученого-исследователя и компилятора; автора, критика, издателяхО близости лирического героя стихотворений к автору биографическому уже говорилось выше.
Но удивительно, что и в Агриппе, “оклеветанном ученом” с двусмысленной репутацией, Брюсов отмечает явно близкие самому себе черты: отсутствие догматически-выдержанного единого мировоззрения, энциклопедизм знаний, интерес к магии.
Брюсов пишет о парадоксальности сочинений Агриппы, в которых он “защищал тезисы, которые сам не разделял” [68] (буквально эту черту у Брюсова подмечает А.Белый в своих воспоминаниях).
Дело, общее у Брюсова немецким ученым XVI яостью»» “дневной” реальностью здравого смысла пошлостью.
Подчеркнуто “игровой” характер имеет статья “Карл V.
Диалог о реализме в искусстве” (1906).
Это статья-мистификация: Брюсов имитирует обсуждение трагедии молодого начинающего автора “Карл V” в редакции одного декадентского журнала.
Созданная на историческом материале, трагедия очень напомина)гненный ангел”, но Брюсов подчеркнуто отделяет себя от автора тра-ет <£ гедии (“Автор был для нас человеком совершенно чужим...” [20, С.120])” В обсу-1 ь ждении, помимо Автора и Критика, приняли участие Издатель журнала, известный Поэт и юный Философ-мистик.
В результате обсуждения трагедия “Карл V” “редакцией журнала принята не была” [20, С.128].
Напомним, что “Огненный ангел” впервые был опубликован в журнале “Весы” в 1907 году.
В статье Брюсов абсолютно верно предугадывает отзывы критики на свой роман, появившиеся позднее, в 1909, 1910 годах.
Так, по мнению Издателя, драма не художественное

[стр.,128]

воплощению в искусстве: жизнь, но тогда как они искали ее вне себя, мы обращаем взор внутрь (...) Сознав, что предмет искусства в глубинах чувства, в \ / духе, пришлось изменить и метод творчества” [20, С.97]гИ эпик, и лирик обречены на выражение лишь собственной души, всякое творчество лишь отражение жизни души автора.
jB символизме произведение как результат творчества нераздельно это “художник, не знающий, где кончается жизнь, где начинается искусство” [74].
Причинноследственная зависимость между автором-творцом (субъектом) и героем-повествователем (изображенным объектом) заменяется принципом их диалогического соответствия как двух субъектов творчества.
Зыбкость, неокончательность границ между изображением и выражением, внутренним миром произведения и его внешней формой, текстом и контекстом, литературой и жизнью, автором и героем, реальным и мистическим, “дневным” и “ночным” мирами и т л отсутствие окончательно “ставшего” смысла приоткрывает перспективу бесконечно “становящегося” смысла.
Еще в 1894 году, Брюсов называл символизм “поэзией намеков” [20, С.ЗО], считая, что новая школа в искусстве не дает образ, мысль в их окончательных направлениях, а лишь показывает их “первый проблеск, зачаток” [20, С.31].
В “Огненном ангеле” Брюсова отчетливо выделяются три смысловых уровня: биографический, исторический, эстетический.
Объединяет эти три уровня*общая концепция, преломляющаяся в каждом из уровней по-своему и делающая возможным “перетекание”, “мерцание”,
взаимоотражение” друг в друге каждого из трех уровней.
Эту концепцию можно, весьма приблизительно, сформулировать следующим образом: в мире одинаково сильны светлое, рациональное, и темное, иррациональное, начала; судьба человека зависит от столкновения с темными первоосновами бытия и в мире, и в душе самого человека; единственная возможность овладеть темными духовными силами магия, имеющая словесную природу.
Три уровня смысла: личностный (биографический), внеличностный (исторический) и эстетический (творческий) раскрываются через взаимодействие,
“мерцание” трех субъектов: героя (Рупрехта), автора биографического и автора-творца произ* ведения.
Основанием для взаимодействия становится их “одноприродность”, одинаковый статус, одинаковая принадлежность к той грани, на которой жизнь переходит в искусство, и наоборот.
Н.Петровская утверждала, что
Ь “В.Брюсов никогда не обнаруживал себя перед людьми в синтетической цельности.
Он замыкался в стили, как в надежные футляры, это был органический


[стр.,129]

метод его самозащиты”.
Но стилизация и обнаруживала сущность
индивидуального «фанатика жителя искусства” [75].
Принцип антилогии в структуре романа, “текстуализация жизни”, внимание к сотворенной словесной природе литературного произведения, впервые так ярко выразившиеся в романе Брюсова “Огненный ангел”, станут общими признаками модернизма.
Однако принцип антилогии, игры разными уровнями смысла, среди которых важное место занимает уровень биографический,
т.е.
как бы “лирический”, экзистенциальный это принцип именно символистского произведения.
v 3.
Стиль как выражение метаисторизма в романах Брюсова 1910-х годов.Ь В 1910-е годы В.Брюсов создал два больших прозаических произведения роман “Алтарь Победы” (1911-1912) и его незаконченное продолжение “Юпитер поверженный” (1913).
Исследователи отмечают “более конкретный историзм” [76], отличающий эти романы, посвященные Риму IV века н.э., от иОгненного ангела”.
А.В.Лавров называет их “научной”, “археологической” художественной прозой [77].
С.Абрамович говорит о реализме этих романов, о приближении автора к марксистскому пониманию развития общества и культуры [78].
Последнее утверждение это, скорее, просто дань исследователя своему времени.
В романах достаточно широко отражены экономические и политические явления Рима накануне гибели античной культуры; теория самозамкнутых цивилизаций сменилась в сознании Брюсова идеей преемственности [74, С.546-547].
Но, конечно, писатель не перешел на позиции исторического материализма.
Его подход к материалу далекого прошлого остался метаисторическим.
История для Брюсова это история культуры.
Широкий, обобщенный взгляд на культуру, учитывающий нерефлексивные (иррациональные)# факторы и обусловливающий мифологизм и символизм концепции, характерен для периодов крутых сдвигов, кризисов в жизни общества [79].Таким периодом как раз и были годы между двух русских революций.
Интересно, что, метаисторические принципы были выражены Д.Мережковским и Б.Брюсовым раньше, чем О.Шпенглером (“Закат Европы” 1918) и Й.Хейзингой (“Осень средневековья 1919).
Культурно-морфологический подход, как отмечает Г.М.Тавризян, отказывается от позитивистской идеи эволюции.
Метаисторически мыслящий философ рассматривает не события, а “стилистику” эпохи,

[Back]