природных явлений... Как магия, так и наука, открывают перед тем, кто знает, причины вещей и может прикоснуться к тайным пружинам, приводящим в движение огромный и сложный механизм природы, перспективы, кажущиеся 991 безграничными» . Мистическая (ноуменальная) сторона магии вызывает у Рупрехта скептическое отношение, как и все ноуменальное. Именно в этом отличие Рупрехта от Агриппы, встрече с которым посвящено в романе немало страниц. Итак, кроме всего вышесказанного, Рупрехт герой, переходящий грань, черту, отделяющую мир обыденный от мира магического. Рупрехт герой “пограничной ситуации”, которому ведомы оба мира, и оба для него одинаково реальны. Он пытается вооружиться силами знания, хочет “попытать свои силы в 999 открытой борьбе с духами тьмы” , но дерзкая попытка не остается безнаказанной: столкновение с демонической любовной страстью испепеляет душу Рупрехта, для него становится недостижимым идиллический мир отчего дома, он вынужден, навсегда потеряв Ренату, отправиться за океан, в Мексику, где его самого ожидает смерть. (Отметим, что в древней культуре майя, в мексиканских храмах, Брюсов усматривал аналогии с той древней египетской и критской оккультной наукой, 223 которая ожила в мистических учениях средневековья . Перед началом занятий магией Рената предупреждала: “Ты не знаешь, Рупрехт, той области, куда хочешь вступить. Там нет ничего, кроме ужаса, и маги — это самые несчастные из людей. Маг живет под постоянной угрозой мучительной смерти, только неусыпной деятельностью и крайним напряжением воли удерживая яростных духов, готовых каждую минуту растерзать его звериными челюстями. Целый сонм враждебных чудовищ стережет каждый шаг мага и следит, не забудет ли он, не упустит ли он какую-либо маленькую предосторожность, чтобы хищно ринуться на него...”224 Завершая рассказ о “жестоких мучительствах” и “тягостных испытаниях”, Рупрехт клянется, что никогда больше “не попытается переступить священную грань, отделяющую наш мир от темной области, где витают духи и демоны”. Но от демонического мира в своей душе от обжигающей любви к Ренате — он не отрекается, хотя воспоминания о ней наполняют его “тоской и томлением”225. 22Фрэзер Д. Золотая ветвь. М., 1980. С. 61— 62. 222Брюсов В.Я. Огненный ангел. // Брюсов В. Я. Собр. соч.: в 7тт. Т.4.С.87. 223Брюсов В.Я. Собр. соч.: в 7тт. Т.1. С.364-372. 224Брюсов В.Я. Огненный ангел. // Брюсов В.Я. Собр. соч.: в 7тт. T.4. С.89-90. 225Там же. С.302. 104 |
отчетливо проводится противопоставление “дневного” и “ночного состоянии души, трактованное ее [ИСЛОВИЯ пскому изданию как противоречие между возрожденческим гуманизмом и старинными предрассудками средневековья в сознании Рупрехта автора Правдивой повести” [20, С.8-9]. В “дневном” мире, мире без Ренаты, Рупрехт чувствует себя свободным: “днем мы были совсем другими людьми” [20, С.49]; он испытывает “такое ощущение, словно из темного погреба вдруг вышел на ясный свет” [20, С.112], слова Ганса Вейера разгоняют туман таинственного и чудесного: ссС настоящим удивлением спрашивал я себя, как мог я в течение четверти года не выходить из круга демонов и дьяволов, я, привыкшии к ясному и отчетливому миру... ” [20, С.134]. Но не менее реален для героя и мир “ночной” мир любви к Ренате. Помимо воли он подчиняется словам приказам едва знакомой женщины [20, С.36], он “ошеломлен”, он “весь под чарами” [20, С.45]; “душа... в огне и ум не в состоянии... говорить” [20, С.49]. Его “убеждение в реальности магических явлений” почерпнуто “из опыта” [20, С.435]. Более того, когда во время магического опыта доктора Фауста в замке графа фон Веллена скептически настроенный рыцарь Роберт схватил сгустившийся из облака тумана призрак Елены и явление исчезло, то в руках Роберта остался шелковый лоскут темно-пурпурового одеяния Елены Греческой [20, С.227]. Итак, Рупрехт герой, переходящий грань, черту, отделяющую мир обыденный от мира магического. Рупрехт герой “пограничной ситуации”, которому ведомы оба мира, и оба для него одинаково реальны. Он пытается вооружиться силами знания, хочет “попытать свои силы в открытой борьбе с духами тьмы” [20, С.87], но дерзкая попытка не остается безнаказанной: столкновение с демонической любовной страстью испепеляет душу Рупрехта, для него навсегда потерян идиллический мир отчего дома, он вынужден, навсегда потеряв Ренату, отправиться за океан, в Мексику, где его самого ожидает смерть. (Отметим, что в древней культуре майя, в мексиканских храмах Брюсов усматривал аналогии с той древней египетской и критской оккультной наукой, которая ожила в мистических учениях средневековья [30, С.364-372]. Перед началом занятий магией Рената предупреждала: “Ты не знаешь, Рупрехт, той области, куда хочешь вступить. Там нет ничего, кроме ужаса, и маги это самые несчастные из людей. Маг живет под постоянной угрозой мучительной смерти, только неусыпной деятельностью и крайним напряжением воли удержи4 . вая яростных духов, готовых каждую минуту растерзать его звериными челюстя ми. Целый сонм враждебных чудовищ стережет каждый шаг мага и следит, не забудет ли он, не упустит ли он какую-либо маленькую предосторожность, чтобы хищно ринуться на него...” [20, С.89-90]. Завершая рассказ о “жестоких мучительствах” и “тягостных испытаниях”, Рупрехт клянется, что никогда больше “не попытается переступить священную грань, отделяющую наш мир от темной области, где витают духи и демоны”. Но от демонического мира в своей душе от обжигающей любви к Ренате он не отрекается, хотя воспоминания о ней наполня■Ч ют его “тоской и томлением” [20, С.3021. Итак, коллизия романа во многом повторяет сюжет лирического цикла. Вместе с тем, романный мир весьма отличается от поэтического варианта, и это отличие заключается в принципиальной его двусмысленности. Если герой # цикла полностью отказывается от трезвого рационализма, погружаясь в бездну и хаос как таинственную первооснову бытия, то в Рупрехте сильно аналитическое, наблюдающее начало. Первоначально историю с Ренатой он легкомысленно воспринял как легкую игру, маленькое дорожное приключение. Опыты церемониальной магии он предпринял, как эксперимент. С любопытством приглядывается он к Фаусту. “Лукавый голос любопытства” [20, С.72], “соблазн любопытства” [20, С.76] вот та сила, которая не в меньшей степени, чем любовь к Ренате, управляет Рупрехтом. Любопытство удерживает героя на грани “дневного” и “ночного” миров, не позволяя ему полностью погрузиться в мир мрака, сохраняя дистанцию отстраненности от собственных душевных страданий, Двойное зрение, присущее Рупрехту, обусловливает двойственность восприятия многих событий и явлений, которые также оказываются фокусом преломления реального и ирреального миров. Так, Рупрехта поразило, что незнакомая с ним Рената при первой же встрече назвала его по имени; потом он сообразил, что она могла услышать его, когда Рупрехт называл себя хозяйке гостиницы. С другой стороны, Рената в этот момент испытывала то состояние ясновидения, которое предшествует припадку эпилепсии. Таинственные стуки, слышимые ночью в комнате, Рената объяснила сначала как проделки малых демонов, позднее призналась, что стучала в стену сама, мистифицируя Рупрехта. Однако стуки сопровождали и спиритический сеанс доктора Фауста в замке барона фон Веллена, Рупрехт не утверждает точно, но склоняется не к “простому и естественному” объяснению стуков, а к мистическому [20, С.581. Неясно, чем был полет Рупрехта на шабаш “страшной правдой или •* страшным кошмаром, созданием воображения99 ДВОЙНОМ |