|
которые добровольно и сознательно разыгрывают герои, преследуя какие-то свои, личные цели. Когда Ренате выгодно, она “выказывает... преувеличенную нежность”; Рупрехт замечает ее притворство: “Яне подавал виду, что замечаю театральную игру, и ждал, к чему приведет такая завязка...” В другой раз, когда Рената, пролежавшая несколько дней в постели, внезапно исчезла из дома, раздраженный Рупрехт решает, “что вся ее болезнь — только воображение, что все ее страдания только роль на 267 театре!” В подобных ситуациях сам Рупрехт начинает “подыгрывать” Ренате “как хладнокровный игрок”268. Часто сами ситуации напоминают игровую площадку, причем героям кажется, что они диктуют правила игры. В последний момент Рената отговаривает Рупрехта от полета на шабаш, но героя “уже не могли бы остановить ni Reyni ni Roche , как J f i Q говорят испанцы” (“ни король, ни тура”) . Однако довольно скоро выясняется, что герой — пешка в руках судьбы. В замок графа фон Веллена прибыл архиепископ Трирский, и Рупрехт отправился в монастырь святого Ульфа, где разыгрался последний акт драмы Ренаты: “...я не подозревал в ту минуту, что эта поездка должна быть роковой и что самое прибытие архиепископа Иоанна лишь шахматный ход в руках судьбы, которая и князем курфюрстом империи играет, как простой пешкой, для достижения своих таинственных целей”270. Игра нередко ведется не на жизнь, а на смерть. Накануне дуэли Рената требует j от Рупрехта, чтобы тот не смел пролить ни капли крови графа Генриха. Рупрехт упрекает только что ласкавшую его возлюбленную: “Зачем же ты заставила меня играть смешную роль в комедии с поединком? Можно ли быть легкомысленной в вопросах о жизни и смерти?”27 Комедия сливалась с трагедией и в реальной жизни символистов: Н.Петровская стреляла в Брюсова (вместо Белого), о чем сохранились воспоминания А.Белого, В. Ходасевича, В. Брюсова и др. Игровая ситуация и в жизни, и в романе нередко выходит из-под контроля игроков. п / / ___ " Брюсов В.Я. Огненный ангел. // Брюсов В.Я. Собр. соч.: в 7тт. Т.4. С .72. 267Там же. С.135. 2б8Там же. С.75. 269Там же. С.77. 270Там же. С.237. 271Там же. С.153. 119 |
общими, порою враждующими, но и во вражде соединенными силами всех, попавших в эту необычайную жизнь, в это “символическое измерение” [54]. Итак, символистов привлекало в игре то, что “она свободна” и то, что она обособлена, изолирована от обыденной жизни [55]. Вместе с тем, они нарушали “правила” игры, пытаясь совместить игру и не-игру, обостряя проблему границ между ними. Рассмотрим проявления игрового начала связанные как со свойствами внутреннего мира аОгненный ангел”, бами его оформления, то есть творческой установкой автора. Игра как проявление свободы поведения, собственной воли субъекта характеризует те “роли”, которые добровольно и сознательно разыгрывают герои, преследуя какие-то свои, личные цели. Когда Ренате выгодно, она “выказывает... преувеличенную нежность”; Рупрехт замечает ее притворство: “Я не подавал виду, что замечаю театральную игру, и ждал, к чему приведет такая завязка...” [20, С.72]. В другой раз, когда Рената, пролежавшая несколько дней в постели, внезапно исчезла из дома, раздраженный Рупрехт решает, “что вся ее болезнь только воображение, что все ее страдания только роль на театре!” [20, С. 135]. В подобных ситуациях сам Рупрехт начинает “подыгрывать” Ренате, “как хладнокровный игрок” [20, С.75]. Часто сами ситуации напоминают игровую площадку, причем героям кажется, что они диктуют правила игры. В последний момент Рената отговаривает Рупрехта от полета на шабаш, но героя “уже не могли бы остановить ni Reyni ni Roche, как говорят испанцы” (“ни король, ни тура”) [20, С.77]. Однако довольно скоро выясняется, что герой пешка в руках судьбы. В замок графа фон Веллена прибыл архиепископ Трирский, и Рупрехт отправился в монастырь святого Ульфа, где разыгрался последний акт драмы Ренаты: “...я не подозревал в ту минуту, что эта поездка должна быть роковой и что самое прибытие архиепископа Иоанна лишь шахматный ход в руках судьбы, которая и князем курфюрстом империи играет, как простой пешкой, для достиженияь своих таинственных целей” [20, С.237]1. Игра нередко ведется не на жизнь, а на смерть. Накануне дуэли Рената требует от Рупрехта, чтобы тот не смел пролить ни капли крови графа Генриха. Рупрехт упрекает только что ласкавшую его возлюбленную: “Зачем же ты заставила меня играть смешную роль в 1Мотив роковой шахматной партии с Судьбой станет основным в романе В.Набокова "Защита Лужина" (1930). комедии с поединком? Можно ли быть легкомысленной в вопросах о жизни и смерти?” [20, С.155]. Комедия сливалась с трагедией и в реальной жизни символистов: Н.Петровская стреляла в Брюсова (вместо Белого!), о чем сохранились воспоминания А.Белого, В.Ходасевича, В.Брюсова, Л.Рындиной: “Роман Нины Петровской с Брюсовым становился с каждым днем трагичнее. На сцене (!) появился алкоголь, морфий. Нина грозила самоубийством, просила ей достать револьвер. И как ни странно, Брюсов ей его подарил. Но она не застрелилась, а, поспорив о чем-то с Брюсовым в передней литературного кружка, выхватила револьвер из муфты, направила его на Брюсова и нажала курок. Но в V спешке не отодвинула предохранитель, револьвер дал осечку”[56]. Характерно, что сам Брюсов воспринял этот эпизод сквозь призму литературы: “совсем как в лермонтовском “Фаталисте”. Действительно, многие черты Печорина (сначала стремление “наслаждаться всеми удовольствиями”; элемент азартной игры в истории с похищением Бэлы, в борьбе с “ундиной”, чуть не закончившейся смертью, в комедии с Грушницким, сценарий которой нетрудно было составить Печорину, но которая переросла в драму; постоянное размышление о роли судьбы и рока в жизни человека; сам “мятежный” тип героя, не способного ужиться с мирной долей и тихими радостями, который сравнивает себя с матросом, выросшим на палубе разбойничьего брига, томящегося на берегу по бурям и битвам) повторятся в Брюсове и его герое Рупрехте. Игровая ситуация и в жизни, и в романе нередко выходит из-под контроля игроков. А.Белый вспоминал, как в 1924 году, в Коктебеле, в день именин М.Волошина игра “в кубе”, трижды игра, слишком прямо отразила “субъективизм объективно не вскрытой обиды”: “...изображали мы пародию на кино (верней, фильму “Пате”); но и в легкой игре проскользнул лейтмотив отношений старинный, исконный: борьбы между нами; он, изображая командующего аванпостом французским в Сахаре, сомнительного авантюриста (излюбленное амплуа героев брюсовских романов! Н.Б.), меня арестовывал; мне передали, как оба, в пылу нас увлекавшей игры, за кулисами перед готовимой импровизацией спорили, кто кого на цепь посадит: «Я вас!9? аНет, я вас!99 Наблюдавшие нас утверждали, что в лицах (моем и его) был действине шутка: серьёз” [57].тельный пыл, точно речь об аресте v В романе игровая ситуация захватывает, подчиняет волю субъекта, делая его не игроком, а игрушкой. Легкая игра перерастает в игру трагическую, от |