|
Явсе земное позабуду, И там я буду не чужой,Доверюсь я иному чуду, Как обычайности земной . В концепции мира и человека, свойственной Ф.Сологубу, основное внимание сосредоточено на индивиде. Позиция философского солипсизма провозглашается в трактате “Я.Книга совершенного самоутверждения”: “Благословенно все и во всем, в неизмеримости пространств и в беспредельности времен, и в иных обитаниях, здесь и далече и жизнь, и смерть, и расцветание, и увядание, благословенны радость и печаль, и всякое дыхание, — ибо все и во всем Я,и только Я, и нет иного, и не было, и не будет”363. Причины, обусловившие солипсизм Сологуба, многообразны; отметим лишь те, что тесно связаны с логикой развития символизма, во-первых, абсолютизация личности, утверждение ее автономности от конкретно-исторических и социальных обстоятельств неизбежно должны были привести на определенном этапе к солипсизму. Современность (рубеж Х1Х-ХХ веков) сохраняла типологическое сходство с коллизиями античности, Возрождения, Реформации. В романах Сологуба действие разворачивается не в Древнем Риме или средневековой Германии, как у В. Брюсова, а в русской провинции 1890-1900-х годов, Сологуб отразил кризис классического гуманизма; за спиной его героя уже не стоят надежной стеной древние мифы; по мнению Акима Волынского, Сологуб явил “крах векового глубокого быта в „364 замечательном личном преломлении . Начиная с Сологуба, символистский роман будет обращаться не к эффектным историко-культурным стилизациям, а к родному, исторически-конкретному быту (эту линию чуть позже продолжат “Серебряный голубь” Андрея Белого, “Крестовые сестры” А.Ремизова). Ф.Сологуб, сам десять лет учительствовавший в глухой провинции, ощущал п / г разложение прежней культуры и быта, “переход от одной цивилизации к другой” . зб2Тамже. С. 190. Сологуб Ф. Я. Книга совершенного самоутверждения.// Сологуб Ф. Творимая легенда. СПб., М., 1991. С.148. зб4Там же. С.145. зб5Волынский А.Л. Ф.К. Сологуб. // Сологуб Ф. Творимая легенда. СПб., М., 1991. С. 221. 143 |
ГЛАВА III. РОМАНЫ-ЛЕГЕНДЫ ФЁДОРА СОЛОГУБА. 1. “Я бог таинственного мира”: эстетика солипсизма Ф .Сологуба В концепции мира и человека, свойственной Ф.Сологубу, основное внима[виде. Позиция философского солипсизма провозгла4 шается в трактате “Я. Книга совершенного самоутверждения”: “Благословенно все и во всем, в неизмеримости пространств и в беспредельности времен, и в иных обитаниях, здесь и далече и жизнь, и смерть, и расцветание, и увядание, благословенны радость и печаль, и всякое дыхание, ибо все и во всем Я, и только Я, и нет иного, и не было, и не будет” [1]. Казалось бы, проблемы художественной онтологии, стоявшие перед Мережковским и Брюсовым, упразднены: все внешнее, объективное “снято” во внутреннем, субъективном мире отдельного индивида. Герой Сологуба не нуждается в примирении “верхней” и “нижней” бездны, Духа и Плоти, Христа и Антихриста; он не бросается в поединок с жестоко играющей Судьбой. Для героя Сологуба весь мир лишь его эманация (“Я создал и создаю времена и пространства...”) [2]: для него не существуют историзм или метаисторизм (“Волны столетий притекли к стонам моим, и силы всей вселенной устремились к пребыванию Моему. Моими путями исполнены пространства, Мною исчислены сроки явлений, и законы всех обитаний во Мне”) [3]. Герой Сологуба может преодолеть “злое земное томленье”, унесясь душой на прекрасную Ойле, на тихий берег синего Лигоя в “вечный мир блаженства и покоя”. Уже в 1896 году Сологуб провозгласил: Я бог таинственного мира, Весь мир в одних моих мечтах, Не сотворю себе кумира Ни на земле, ни в небесах. Моей божественной природы Я не открою никому Тружусь, какраб, а для свободы Зовуя ночь, покой и тьму. [4] Однако стихия Сологуба “вязкий ужас, мрак и терзания” [5]. Герой Сологуба гораздо более трагичен, чем герой Мережковского или Брюсова: он не просто одинок среди людей, он одинок абсолютно, с ним нет даже Бога, он одержим “манией трагического одиночества и печали”, как утверждает Ю. Смага [6]. Человек-герой (действующее лицо в романах Мережковского, Брюсова) сменился в романах Сологуба человеком-изгоем, предтечей одинокой, абсурдной, внеисторической, эгоцентрической личности, столь часто воспроизводимой в модернизме XX века [7]. Причины, обусловившие солипсизм Сологуба, многообразны; отметим лишь те, что тесно связаны с логикой развития символизма. Во-первых, абсолютизация личности, утверждение ее автономности от конкретно-исторических и социальных обстоятельств неизбежно должны были привести на определенном этапе к солипсизму. “Лиризация” жанра романа, существовавшая как скрытая тенденция в романах Мережковского и Брюсова, стала явной в романах-легендах Сологуба, хотя и не тождественной традиционному пониманию “лиризма”. Вовторых, герой в романах Мережковского и Брюсова, с их “археологизмом” и стилизаторством, чувствовал себя прочно укорененным в мире культуры. Современность (рубеж XIX-XX веков) сохраняла типологическое сходство с коллизиями античности, Возрождения, Реформации. В романах Сологуба действие разворачивается не в Древнем Риме или средневековой Германии, а в русской провинции 1890-1900-х годов. Сологуб отразил кризис классического гуманизма; за спиной его героя уже не стоят надежной стеной древние мифы; по мнению Акима Волынского, Сологуб явил “крах векового глубокого быта в замечательном личном преломлении”. Император Юлиан, Леонардо да Винчи, Петр I эти исторические героя являются символами культурных эпох; принципы символизации образов какого-нибудь Передонова или Володина должны быть иными. Точно также символичен Рим -Вечный Город, “Amor”; напротив, мир русской провинции весь, казалось бы, окружен реалистической традицией XIX века, он привычен, обыкновенен, скучен... Начиная с Сологуба, символистский роман будет обращаться не к эффектным историко-культурным стилизациям, а к родному, исторически-конкретному быту (“Серебряный голубь” А.Белого, “Крестовые сестры” А.Ремизова). Ф. ощущал 66 зший в глухой провинции, переход от одной цивилизации к другой” [8]. Он размышляет над пушкинским сравнением поэта с эхом: “Та жизнь, верным откликом которой хотел быть великодушный поэт, имела в ♦ себе, очевидно, какую-то полнозвучность, некоторую гармоничную стройность. Стройность эта проистекала из того, что жизнь была в достаточной |