|
Поэтому во многом предопределивший мировоззрение писателя солипсизм Сологуба имел, по всей вероятности, биографические причины. По мнению А. Горнфельда, Сологуб “был бы декадентом, если бы не было декадентства”, это натура “печальная”, “трагически-извращенная”, “правдивоО изломанная” . В. Брюсов называл эмблемой Сологуба “зев беспощадной орхидеи”, с ее влекущим “изгибом алчных губ”. Но совсем не “декадентской” была жизнь Сологуба сына прислуги в барском доме, провинциального, затем петербургского учителя, гостеприимного хозяина маленькой квартиры (до женитьбы на А.Чеботаревской). Сологуб в полной мере ощутил одну из драм человека XX столетия несовпадение социальной роли, “личины” и подлинной сущности, “экзистенции” личности. Сологубовское “Я” лишено житейской индивидуализации; поэтому его солипсизм не “эгоизм и не нарциссизм”, вопреки распространенной легенде , дожившей и до наших дней. Так Б.Парамонов пишет об “аутоэротизме” Сологуба и называет писателя “одним из тех, кто создавал атмосферу этого титанического самоутверждения, реализовавшегося в русской действительности большевистским О / Г О экспериментом” . М.М.Павлова считает роман “Мелкий бес” сублимацией асоциальных инстинктов его создателя: “Садомазохический комплекс Сологуба можно рассматривать в качестве своеобразного психологического ключа ко многим о/гд из его художественных произведений” . Л.Соболев резюмирует мировоззренческие установки Ф.Сологуба: “В философии Сологуба основой мира, его созидательным началом является Я-личность, носитель Единой Воли, по велению которого мир, видоизменяясь, получает конкретные очертания. Сила и власть осознающей себя личности бесконечна вплоть до власти над бытием и небытием. С неограниченностью и могущественностью единой творящей воли связана идея о всеобщей, всемирной ответственности, соответствующей масштабу творения: “Всякий грех Мой грех, ибо все и во всем Я и только Я, и нет иного, и не было, и не 366Горнфельд А.Г. Федор Сологуб.// Русская литература XX века./ Под ред. С. А. Венгерова. М., 1916. 4.1.Т.2.С. 15. Кранихфельд В. Ф. Сологуб.// Вершины. СПб., 1909.С.172., Абрамович Н. Я. Образы сатанизма. -М., 1913.С.126. Парамонов Б. Новый путеводитель по Сологубу.// Звезда. 1994. №4. С.201. Павлова М.М, Из творческой предыстории “Мелкого беса”: Алголагнический роман Федора Сологуба.// De visu.1993. №9. |
степени проникнута элементами сотворенного былым искусством, была культурным бытом. Степень культурности этого быта могла быть очень не высокою, но для своей степени быт этот был крепок, строен и очарователен. Сила его была в том, что он был еще не обветшалым воплощением древнего, но еще живого быта. В такие эпохи, когда жизнь становится культурным бытом и продолжает им быть, искусству часто представляется достаточною задачею оживлять горение и сияние древнего мифа или системы мифов, лежащей в основании данной жизни” [9]. Но “рушится вся наша цивилизация”, старый культ, старый миф вырождается в обряд; необходимо создание новых мифов. Сологубовский герой-изгой обветшавшего быта творит свой неомиф, свою мечту, как бы новую культурную среду для себя. Солипсизм Сологуба имел, по всей вероятности, и биографические причины. У Мережковского и Брюсова произошло совпадение жизненного облика с обликом писательским, творческим. Д.С.Мережковский, автор философских романов-притч, и в жизни играл роль пророка, проповедника: и как глава “Религиозно-философских собраний”, и как литературный критик, и как писатель. Таким его запечатлела известная фотография: Мережковский сидит в своем рабочем кабинете, на фоне распятия, рядом на круглом столе толстый фолиант, в руках раскрытая книга. Б.Брюсов, “мэтр” московских символистов, руководитель издательства “Скорпион”, журнала “Весы”, “фанатик, жрец, священнослужитель искусства” (Н.Петровская), изображен Врубелем: черный сюртук, застегнутый на все пуговицы, скрещенные по-наполеоновски на груди руки, как бы выточенное из дерева волевое лицо. У Сологуба же литературное лицо (“концепированный автор”, по выражению Б.Кормана) и лицо житейское, биографическое, резко не совпадают. Один из рецензентов “ Русского богатства” так определил выражение “литературного” лица Сологуба: “трагическая гримаса”, “сплетение исступленной чувственности с мистикой потустороннего искания” [10]. По мнению А.Горнфельда, Сологуб “был бы декадентом, если бы не было декадентства”, это натура “печальная”, “трагически-извращенная”, “правдиво-изломанная” [11]. В.Брюсов называл эмблемой Сологуба “зев беспощадной орхидеи”, с ее влекущим “изгибом алчных губ”. Но совсем не “декадентской” была жизнь Сологуба сына прислуги в барском доме, провинциального, затем петербургского учителя, гостеприимного хозяина маленькой квартирки (до женитьбы на А.Чеботаревской). Обра щаясь в июне 1904 года к Брюсову с просьбой взять роман “Мелкий бес” в 66 Скорпион”, Сологуб объясняет свой конфликт с журналом “Новый путь”: “А я не жаден, а просто неимущ” [12]. С портрета работы Б.Кустодиева на зрителя смотрит усталый, скромно одетый немолодой человек, в пенсне, с бородкой и усами, сложивший руки на коленях. “Утомленные веки” Сологуба упомянул в стихотворении медальоне И.Северянин. Это расхождение обликов Сологубаписателя и Сологуба-человека (в житейском смысле слова) подметил П.Перцов, вспоминая рукопись романа “Мелкий бес”: “Помню толстую кипу разграфленных ученических тетрадок в традиционной синей обложке, в котописал произведение99 XX столетия: несовпадение социальной роли, “личины” и подлинной сущности, “экзистенции” личности. Сологубовское “я” лишено житейской индивидуализации; уже поэтому его солипсизм не эгоизм и не нарциссизм, вопреки распространенной легенде, дожившей и до наших дней [14]. (Так, Б.Парамонов пишет об “аутоэротизме” Сологуба и называет писателя “одним из тех, кто создавал атмосферу этого титанического самоутверждения, реализовавшегося в русской действительности большевистским экспериментом”[15]. М.М.Павлова считает роман “Мелкий бес” сублимацией асоциальных инстинктов его создателя: “Садо-мазохический комплекс Сологуба можно рассматривать в качестве своеобразного психологического ключа ко многим из его художественных нетичен и многозначен; мифологема [16]) “я” в творчестве Сологуба так же не может быть сведена к эмпирическому, биографическому “я” писателя, как, например, образ Прекрасной Дамы в стихах А.Блока к облику Любови Дмитриевны Менделеевой как к своей психологической предпосылке. З.Г.Минц видит новаторство цикла “Стихи о Прекрасной Даме” для истории русского символизма как раз “в полной нераздельности всех планов” [17] и философско-мистического, и конкретно-биографического. Л.Соболев резюмирует мировоззренческие установки Ф.Сологуба: “В философии Сологуба основой мира, его созидательным началом является я личность, носитель Единой Воли, по велению которого мир, видоизменяясь, получает конкретные очертания. Сила и власть осознающей себя личности бесконечна вплоть до власти над бытием и небытием. С неограниченностью и могущественностью единой творящей воли связана идея о всеобщей, все С.210-211. 10. Русское богатство. 1907. №12. С.175. 11. Горнфельд А.Г.. Федор Сологуб // Русская литература XX века. / Под ред С.А.Венгерова. М., 1916. 4.1. Т.2. С.15. 12. Цит. по: Сологуб Ф. Неизданные фрагменты // Новое литературное обозрение. 1993. №2, С. 157. Литературные воспоминания. 1890-1902. M.JI 234. 14. Кранихфельд В.Ф. Сологуб//Вершины. СПб., 1909. С.172;Новопо лин Г.С. Порнографический элемент в русской литературе. СПб., 1909. С.180; Абрамович Н.Я. Образы сатанизма. М., 1913. С.126. 15. Парамонов Б. Новый путеводитель по Сологубу // Звезда. 1994. №4. С.201. 16. Павлова М.М. Из творческой предыстории “мелкого беса”: Алголагнический роман Федора Сологуба // De visu. 1993. № 9. С.52. 17. Минц З.Г. Блок и русский символизм IIАл. Блок: Новые материалы и исследования. М., 1980. Кн.1. С.119. 18. Соболев Л. О Федоре Сологубе и его романе // Ф.Сологуб. Творимая легенда. 1991. С.265-266. 19. Ф.Сологуб. Творимая легенда. СПб.-М., 1991. С.155. Далее страница указывается в скобках в тексте работы. 20. Волынский А.А. Ф.К.Сологуб II Ф.Сологуб. Творимая легенда. СПб.;С.221 21. Там же. С.235. 22. Там же. С.254-255. 23. Там же. С.252. 24. Там же. С.251. 25. Там же. С.232. 26. Кьеркегор С. Страх и трепет. М., 1993. С.303. 27. Там же. С.304. (Ч 28. Силард Л. Поэтика символистского романа конца XIX начала XX в. II Проблемы поэтики русского реализма XIX века. Л., 1984. С.270. Две записи // Сологуб Ф. Творимая легенда М., 1991. С.255. 30. Старикова Е. Реализм и символизм II Развитие реализма в русской литературе. М., 1974. Ч.З. С.181. 31. Минц З.Г. О некоторых “неомифологических” текстах в творчестве русских |