Проверяемый текст
Барковская Нина Владимировна; Поэтика символистского романа (Диссертация 1996)
[стр. 211]

“трудно идти, странная усталость и тяжесть сковывают ноги; кажется, что целый век идут.
И вдруг — открытая дверь, радость освобождения”595.

Метаморфозы * испытывает и время: в магическом зеркале сестры видят себя седыми старухами, а затем вновь обретают молодость.
После возвращения домой у сестер “полусонное настроение” ,
странная забывчивость.
Многие критики считают этот роман одним из наиболее слабых произведений Ф.Сологуба, отмечая его эклектичность.
Хенрик Баран,
американский исследователь сделал вывод о том, что “новаторская сологубовская проза (относительно свободно соединявшая разнородные блоки, что так характерно для модернизма XX века), ее новый художественный код, была слишком своеобразна, не под силу читающей публике, привычной к романам, выдержанным в канонах XIX века”597.
Синкретизм жанровых форм сознателен.
Автор как бы пробует, примеряет для сотворения легенды разные формы, выражающие нечто необычное,
спонтанное: былины и рассказы о мертвецах привидениях, фантастику, авантюрные элементы.
В целом они складываются в
“причудливую арабеску”.
Вместе с тем, присутствие пародирования и полемики по отношению к литературным образцам выражает понимание самой литературы как легенды о действительности.
Так, например, Елисавета Рамеева напоминает “тургеневских девушек” волевой устремленностью к свободе, жизненным максимализмом.

Однако в ней присутствуют также черты, которые были бы немыслимы в героинях Тургенева.
Елисавета русская девушка эпохи первой революции это одновременно и королева Ортруда
и т.
д.
Одним словом, это образ-символ, не завершенный абсолютно, а имеющий тенденцию к бесконечному смысловому развертыванию.

В романе отсутствует сюжетная завершенность, в нем — два финала.
Один внешне победный эффектное отбытие Триродова в оранжерее —
на летательном аппарате и избрание его королем Соединенных Островов.
Второй — пребывание Триродова и Елисаветы на блаженной Ойле:
“Только там, на милых берегах светлого, голубого Лигоя, под светом Майра и семи тихих лун, почувствовали они, как прекрасен человек.
Благостная царила над ними Лирика”.598
Но великая царица 595Там же.
С.29.
5%Там же.
С.ЗЗ.
с п * 7 Баран X.
Поэтика русской литературы начала 20 века: Сб.
статей.
-М., 1993.
С.91.
598Там же.
С.459.
[стр. 244]

рова.
Триродов Демона и Люцифе ра.
И внешность, и речи Рамеева предельно типичны для либерала, так же как типичны синяя блуза, иронический склад губ слесаря-большевика Щемилова.
“Юноша бледный со взором горячим” (Брюсов) Петр Матов.
Королева Ортруда роль из рыцарского романа.
На равных действует среди персонажей Ардальон Борисович Передонов.
Обстоятельства места и времени, в которых развертываются события романа, при всей их конкретности (провинция 1904 года), легко опознаются приюпо утопического романа.
Так, например, путь лежит через такие “сказочные” топосы, как лес, ручей: “Извилистая лесная дорожка с двумя тележными колеями открывала на каждом повороте живописные виды.
Наконец...
привела их к оврагу.
Его заросшие кустами и жесткою травою склоны были дики и красивы.
Из глубины оврага доносился сладкий и метелки оврагом висел узенький мостик...
За мостиком тянулась вправо и влево невысокая изгородь, и в ней, прямо против мостика, видна была калитка” [93, С.19].
Но калитка заперта, и в усадьбу, если хозяин не захочет, не попасть: дороги не найти, дверь не открыть, через изгородь не перелезть.
Особенно отчетливы в романе приметы сновидческого образа мира.
В усадьбу Триродова ведет темный подземный ход лабиринт; сестрам почемуто трудно идти, странная усталость и тяжесть сковывают ноги; кажется, что целый век идут.
И вдруг открытая дверь, радость освобождения
[93, С.29].
Метаморфозы испытывает и время: в магическом зеркале сестры видят себя седыми старухами, а затем вновь обретают молодость.
После возвращения домой у сестер “полусонное настроение”
[93, С.ЗЗ], странная забывчивость.
Хронотопические образы, создающие жанровые установки, “коды”, также вписывают художественный мир романа в “филологическую реальность”.
Многие критики считают этот роман одним из наиболее слабых произведений Ф.Сологуба, отмечая его эклектичность.
Хенрик Баран,
тщательно проанализировав причины негативного приема “Творимой легенды” русской критикой 900-х годов, подчеркнул, что критиков раздражала, прежде всего, гетерогенная композиция романа (“бессвязность текста”), соединявшая Сугубореалистическое, политически-злобобневное содержание с мистикой и фантастикой.
Американский исследователь сделал вывод о том, что
новаторская со

[стр.,245]

логубовская проза (относительно свободно соединявшая разнородные блоки, что так характерно для модернизма XX века) , ее новый художественный код, была слишком своеобразна, не под силу читающей публике, привычной к романам, выдержанным в канонах XIX века [96].
Синкретизм жанровых форм сознателен.
Автор как бы пробует, примеряет для сотворения легенды разные формы, выражающие нечто необычное,
странное: былички и рассказы о мертвецах-привидениях, фантастику, авантюрные элементы.
В целом они складываются в
причудливую арабеску, подобно тому, как Триродов, готовясь к путешествию на землю Ойле, смешивает в чаше, широкой, как мир, жидкости из флаконов странной формы, напоминающих химер Парижского собора [93, С.458].
Вместе с тем присутствие пародирования и полемики по отношению к литературным образцам выражает понимание самой литературы как легенды о действительности.
Так, например, Елисавета Рамеева напоминает “тургеневских девушек волевой устремленностью к свободе, жизненным максимализмом
(ее трагическая душа не для мелкого Петра).
Однако в ней присутствуют также черты, которые были бы немыслимы в героинях Тургенева.
Елисавета русская девушка эпохи первой революции это одновременно и королева Ортруда,
с ее противоречивым единством страсти и сладострастия, жажды жизни и жажды смерти.
Это и антипод лунной Лилит, воплощение Солнца, и Ирония, противостоящая Лирике; одним словом, это образ-символ, не завершенный абсолютно, а имеющий тенденцию к бесконечному смысловому развертыванию.
Отсутствие полной завершенности в образах выдвигает проблему целостности внутреннего мира этого произведения.
В романе отсутствует сюжетная завершенность, в нем два финала.
Один внешне победный эффектное отбытие Триродова в оранжерее-летательном
аппарате и избрание его королем Соединенных Островов.
Второй пребывание Триродова и Елисаветы на блаженной Ойле.

Только там, на милых берегах светлого, голубого Лигоя, под светом Майра и семи тихих лун, почувствовали они, как прекрасен человек.
Благостная царила над ними Лирика
[93, С.459].
Но великая царица Ирония сняла покровы с мира, и обнажилась великая печаль, неизбежная противоречивость всякого мира, роковое тождество совершенных противоположностей.
“И тогда предстала им третья, и последняя, и сильнейшая из богинь дивного мира, утешающая последним, не

[Back]