|
V Но антидогматизм и комплексность “Я” предполагают не только положительные качества сознания (освобождение от “футлярности”), но и негативные, и, прежде всего, отсутствие цельности “Я”. Белый тоскует по утраченной цельности и видит свою задачу в том, чтобы “сложить себя самого из 7 1 / : бесконечных рядов незнания” . Этот процесс осознается А.Белым как мистерия. По его мнению, в глубине души уже начинается наше “пресуществление”717; индивидуальное “Я” переживает то, что уже совершалось на заре христианства: “ужас Голгофы и светлое воскресение 7 1 о преображенной личности” . В основе сюжета его романов лежит ритуал мистерий, мистически интерпретирующих сокровенные тайны Природы. Герои романов подобны неофитам (кандидатам) мистерий, проходящим обряд инициации и смерти ради очищения души от мертвой телесно-чувственной оболочки. Герой Белого мистик, то есть ищущий истины по велению сердца и на путях веры. Мистерия есть драма духовного возрождении, восхождение души по символической лестнице от низших миров к , высшему свету. Полифонические романы мысли А.Белого можно назвать также романами-мистериями, воплощающими драму как индивидуального, так и общечеловеческого пути к высшему “Я”. А.Белый пишет: “Мистерия есть расширенная драма; ...наша индивидуальная жизнь...есть расширенная мистерия; наконец, такой мистерией является вся история человечества”719. Наиболее совершенной формой в музыке А. Белый считал симфонию, с ее борющимися темами, отклонениями от основной темы и возврат к ней “сквозь огонь диссонанса”. Романы-мистерии Белого (в сюжетной логике) одновременно звучат как романы-симфонии (в архитектоническом смысле). В статье “Песнь жизни” Белый соотносит музыку с творчеством жизни, к которому приходит художник после посвящения “в третью степень” мистерии. Опираясь на теоретико-критические статьи А.Белого, мы попытались априорно очертить контуры жанровой модели его романов. Можно сказать, что романы Белого романы-мистерии по замыслу и романысимфонии по исполнению по своему непосредственному содержанию могут быть определены как романы психологические (с более или менее ярко выраженным 71бТам же. С.242. 77Там же. С.163. 718Там же. С. 194. 79Белый А. Символизм как миропонимание. С. 162. 251 |
к лирическому монологизму. В статье “Кризис культуры” Белый пишет: “Мысли мыслят себя: мысли вырвались из обычного круга сознанья; он рвется потоком клокочущих образов; топится стылое “Я”, растворяясь в мысли; “Я” схвачено, вырвано, унесено, при попытке вернуться и вынырнуть на поверхность, оно попадает в чужое сознание. Опыты упражнения с мыслью перемещают границы сознания и научают, ныряя в источники мысли, выныривать: в ближнего, переживать в его “Я” и ему говорить: «Я есмь ты”. Научают, ныряя обратно, опять возвращаться в свой мозг, смутной памятью о состоянии сознания, смежного с вами (извне отведенного черепом); и ясномыслие это растет” [8, С.265]. Но антидогматизм и комплексность ((CTWЯ" предполагают не только положительные качества сознания (освобождение от “футлярности”), но и негативные, и прежде всего отсутствие цельности “Я”. Белый тоскует по утраченной цельности и видит свою задачу в том, чтобы “сложить себя самого из бесконечных рядов незнания” [8, С.242]. Искомая цельность не может быть достигнута средствами рационалистического познания (оно переживает кризис). Путь к цельности через познание интуитивное, мистическое. Чаемое “Я” (новая душа) должно родиться, как ребенок; нужно вторично родиться, узнав в себе себя. Этот процесс осознается А.Белым как мистерия. По его мнению, в глубине души уже начинается наше пресуществление” [8, С.163]; индивидуальное “Я” переживает то, что уже совершалось на заре христианства: “ужас Голгофы и светлое воскресение преображенной личности” [8, С.194]. В отличие от Вяч.Иванова, А.Белый против буквального возрождения древних мистерий в театре или в театрализованной жизни; место символической драмы не в театре, а в душе [8, С. 157, 164, 166]. В основе сюжета его романов лежит ритуал мистерий, мистически интерпретирующих сокровенные тайны Природы. Герои романов подобны неофитам (кандидатам) мистерий, проходящим обряд инициации и смерти ради очищения души от мертвой телесно чувственной оболочки. Герой Белого мистик, то есть ищущий истины по велению сердца и на путях веры. Мистерия есть драма духовного возрождения, восхождение души по символической лестнице от низших миров к высшему свету. Полифонические романы мысли А.Белого можно назвать также романами-мистериями, воплощающими драму как индивидуального, так и общечеловеческого пути к высшему “Я”. А.Белый пишет: иМистерия есть расширенная драма; ...наша индивидуальная жизнь ...есть расширенная мистерия; наконец, такой мистериеи является вся история человечества” [8, С.62]. Сюжет мистерии (ряд испытаний) сам автор раскрывает так: “Мы оказываемся в неизбежности броситься в хаос жизни, если не хотим замерзнуть на ледяных кручах познания; ценность теперь являет нам свой хаотический лик: таково первое наше испытание; если мы его одолеем, если бесстрашно бросимся в воронку крутящегося Мальстрема, мы увидим, что какая-то сила вновь будет нас поднимать: мы увидим, что хаос переживаний не хаос вовсе: он космос; музыкальная стихия мира звучит в реве хаотических жизненных волн (...) Если мы последуем за зовущим образом мы вне опасности: искус пройден; окончена первая ступень посвящения” [8, С.63]. Но с высот творчества открывается мертвая жизнь, и хочется сказать “ нет” ее бессмысленности таков второй искус. Чтобы пройти его, художник должен все же сказать жизни “да”, спуститься к ней, наделяя смыслом и именами мертвые вещи, воскрешая их к жизни, претворяя их в Символы. Так совершается посвящение в третью ступень. Художник теперь знает жизнь и умеет воскрешать ее [8, С.64]. Теперь он маг и творец. Так он получает способность теургии жизнетворчества. Выход в жизнь знаменует собой конец искусства как особого вида творчества, конец символизма слова перед эпохой символизма действий. Подобно тому, как в религиозном действе синтетично объединены архитектура, живопись, музыка и слово, так и в романе-мистерии должны нераздельно слиться философия, музыка и поэзия [8, С.403]. Музыкальный ритм передает тайный процесс эволюции духа. Наиболее совершенной формой в музыке А.Белый считал симфоъ нию, с ее борющимися темами, отклонениями от основной темы и возврат к ней “сквозь огонь диссонанса”. Романы-мистерии Белого (в сюжетной логике) одновременно звучат как романы-симфонии (в архитектоническом смысле). В статье “Песнь жизни” Белый соотносит музыку с творчеством жизни, к которому приходит художник после посвящения “в третью степень” мистерии. Он пишет: “Человечество рождает форму искусства, в которой мир расплавлен в ритме, так что уже нет ни земли, ни неба, а только мелодия мироздания: эта форма музыкальная симфония ... мы называем ритм жизни духом музыки: здесь прообразы идей, миров, существ. Здесь художник дух, парящий над хаосом звуков, чтобы создать новый мир творчества...” [8, С.170]. Идея теургии (творчества жизни) исходит из представления о мистической силе творче волновал художника. Таинственные зовы в конце концов передают писатели... переплетчику: “так, в муаровом переплете пред нами лежали “творения”: переплет раздавил зовы жизни” [8, С.280-281]. (Здесь позиция Белого прямо противоположна устремлениям В.Брюсова, стремящегося самый “переплет” сделать образом-символом). Между содержанием и формой существует не только единство, но и противоречие: 66 .с одной стороны, произведенье искусства не ограничено временем, местом и формою; и безгранично оно расширяет себя недрах души ругой стороны, оно форма ленном пространстве; и неподвижно заковано в материале” [8, С.298]. Спасение видится Белому в открытости, динамичности, текучести художественной формы; именно такая форма выражает не догматично утвердившееся, а становящееся “Я” художника, творческую силу личности. Он утверждает, что “энергия творчества... ценность сама по себе” [8, С.125]. Символическое произведение это бездонный колодец, “совокупность смыслов плюс еще нечто” [8, С.113]. Цель образа-символа, по Белому не давать готовый образ красоты, а развивать способность самому видеть ее в явлениях действительности” [8, С.247] предвкушить новые формы жизни, творить новую жизнь. Мистические переживания, характерные для символистов, “реальны еще неоформленной реальностью”’[8, С.331]. В символизме “установленные формы становятся средством намекнуть о том, что еще должно оформиться [8, С.332]”. Такая поэтика, “перешагнувшая за грань оформленного”, указывает на невоплощенные глубины жизни. В создании таких символических форм спасение художника от “распятия” и смерти: “Я начинаю сознавать, что когда-нибудь буду раскроюсь для близких в новом для меня имени” (8, С.332]. Опираясь на теоретико-критические статьи А.Белого, мы попытались априорно очертить контуры жанровой модели его романов. Можно сказать, что романы Белого романы-мистерии по замыслу и романы-симфонии по исполнению могут лены как романы психологические (с более или менее ярко выраженным автобиографическим подтекстом). Эти романы раскрывают “историю души чело.чм веческои , путь духовных искании, странствие в поисках своего “Я” человеком “героем своего времени”. Конечно, содержание психологических процессов, переживаемых героями А.Белого, существенно отличается от рефлексии Печорина, “диалектики души” толстовских персонажей или мучительных надломов героев Достоевского. Новой становится и сама структура романа. Наша даль |