|
которого строится на иных основаниях. Он развивает приемы лирического рассказа. Именно к этому образу повествователя, достаточно традиционному для русской литературы, прежде всего литературы романтической, и восходят обращения к читателю, лирические отступления, риторические вопросы и восклицания. С этим же образом повествователя, который строит повествование гораздо более широкое по своим задачам и возможностям, нежели сказ, связаны и орнаментальность, и поэтический синтаксис, которые не укладываются в рамки сказа. Неконкретный сам по себе, такой повествователь строит повествование, обращенное к столь же неопределенному, неконкретному читателю: “Не топчите лист придорожный, никогда молодую душу не трогайте вы! Никогда, никогда не узнаете вы, где, когда, почему совершается смерть в молодой душе”737. Особенность манеры “Серебряного голубя” в том, что разные проявления повествователя в одних, чистых своих формах противопоставленные друг другу, в других сближаются, смешиваются, накладываются друг на друга. Отчетливее всего эти разные способы организации повествования сближены в риторических вопросах, восклицаниях, обращениях к читателю-слушателю, которые служат композиционными скрепами, отмечающими переход от одной темы к другой, от изображения одного персонажа к изображению другого. Сталкиваются не личности, не психологии, не характеры — а мироотношения героев, демонстрирующих определенную точку зрения на Россию. Наиболее наглядно авторская идея (“Восток или Запад”) проявляется в организации художественного пространства. Оно состоит из трех основных макрообразов: село Целебеево, Гуголево (Запад), город Лихов (источник злых чар, место, где кончается все). Помимо основных “топосов” (Н. В. Барковская) на периферии художественного мира находятся город Овчинников и дача Шмидта. Для каждого из макрообразов (пространственных сфер) характерна своя идея, и выражена она опять-таки предельно ярко, декоративно, почти лубочно. “Малые” миры, кроме того, обособлены друг от друга, самодостаточны, очерчены резкими контурами, между которыми мечется, блуждает Дарьяльский единственный герой, не имеющий дома, закрепленного топоса (идейного пространства). Изображая Целебеево, автор следует не только традиции Гоголя, но и Гончарова (“Сон Обломова”). Описание Целебеева строится в духе “хронотопа 737Там же. С.97 259 |
романе самую речь. Внимание читателя в результате направляется не столько на события, сколько на рассказ о них, на преломление их в сознании разных людей носителей разных голосов и позиций. Сказ в романе Белого не индивидуально, а социально и, главное, идеологически характерен, эмблематичен. . Сталкиваются не точности, не психологии, не характеры, а мироотношения героев, демонстрирующих определенную точку зрения на Россию. Декоративная яркость и отчетливость свойственны и образу мира в романе. Множество реалий, нередко самых эстетически низких, не изображают быт, а выражают идеологические позиции (не обстоятельства определяют характер, но “характер” точка зрения, концепт находит свое отражение в “обстоятельствах”). Наиболее наглядно авторская идея (“Восток или Запад”) проявляется в организации художественного пространства. Оно состоит из трех основных макрообразов: село Целебеево (Русь), Гуголево (Запад), город Лихов (источник злых чар, место гибели, где кончается все). Помимо основных “топосов” } на периферии художественного мира находятся город Овчинников и дача Шмидта. Для каждого из макрообразов (пространственных сфер) характерна своя идея, и выражена она опять-таки предельно ярко, декоративно, почти лубочно. “Малые” миры, кроме того, обособлены друг от друга, самодостаточны, очерчены резкими контурами. Так, хотя Шмидт живет в Целебеево (снимает дачу), но его мир назван автором “островом” (глава “На острове”). Показана, таким образом, поверхность (видимость, декорация) каждого из миров, но затем они дискредитируются, обнаруживают неприглядную оборотную сторону, что служит этико-художественному отрицанию автором ценности каждого из миров носителей идей. Рассмотрим, как изображает А.Белый каждую из пространственных сфер, между которыми мечется, блуждает Дарьяльский единственный герой, не имеющий дома, закрепленного “топоса” (идейного пространства). Изображая Целебеево, автор следует не только традиции Гоголя, но и Гончарова (“Сон Обломова”). Описание Целебеева строится в духе “хронотопа идиллии”. Посередь села большой луг зеленый, по вечерам на нем завивается хоровод”. Здесь слышно, как растут травы и как поднимается желЖили тут а привольно раскинулось средь холмов да лугов”, разукрашено садочками, ветер “отрадно целует кустики, травку” “славное село!” [38, С.20,21]. Декоративны девицы в хороводе (“в шелках да бусах”'), сами избы, как пестрый аляповатый орнамент (домишки |