Проверяемый текст
Барковская Нина Владимировна; Поэтика символистского романа (Диссертация 1996)
[стр. 264]

л Кантом, “красным знаменем”, погрузился Петр в изучение мистических сочинений Беме, Экхарта, Сведеборга.
Но здесь не открыл он “тайны своей зари”.
Дарьяльский ушел от ученого мистицизма “в поля”, “одичал”, стал “странником”.
Здесь, в полях, чудилось ему приближение тайны в алых переливах зари...

Невеста Катя, любовь к ней стала жизни его стезей, но сбился Петр
с дороги, попал “в лес, в ночь, в топь и в гнилое болото”, он “ над проклятым местом”, “над бездной”759 Баба Матрена стала его “милой”, в ней он нашел “святую души отчизну”760.
Знал, что это падение, но “полетом стало его паденье” .

Теософ Шмидт пытается Дарьяльского ик своим”762, на “восток”, к зовущей и погибающей России.
У сектантов
обретает “сладостный огонь”, “радужный свет”, “преображение мира и человековээ763 764 Теперь Дарьяльской “не филолог”, “не барин, не поэт”, он “голубь' Любовь к Матрене открыла Дарьяльскому родину, подарила реальность мистических переживаний, освободила его дух от косной оболочки тела, от замкнутых “миров”, пространств, времен .
Но освободила только на миг.
Скоро поднимаются в Дарьяльском сомнения: где он: в бездне или в поднебесье?
Где истина? Петр понимает, наконец, что “то ужас, петля и яма: не Русь, а какая-то темная бездна востока прет на Русь из этих радением истонченных тел” .
После опьяняющих “неслыханных восторгов” наступает мучительное отрезвление; “деланье” кажется ему “мерзким, стыдным и страшным
767 Петр решает вернуться “на запад”, уехать в город.
Умерла одна часть его души, вторая могла бы еще воскреснуть.
Воскреснет ли? Финал романа не дает определенного ответа.
Здесь, на земле, Дарьяльский убит сектантами; но “в
768 эфире” он прожил “миллиарды лет” .
Две последние главки, повествующие об убийстве и передающие предсмертный ужас Петра, названы автором “Освобожденье”, “Домой!”.
Сам герой понимает, что он ошибся, заблудился (в
759Там же.
С.67,80.
760Там же.
С.
14.
76Там же.
С.
148.
762Там же.
С.
163.
763Там же.
С.
198.
764Тамже.
С.204.
,65Там же.
С.215.
76бТам же.
С.229.
7б7Там же.
С.244.
7б8Там же.
С.279.
264
[стр. 306]

биографии Дарьяльского [38, С.45], подробнее говорит о его биографии духоувлечения Марксом красными знаменем”, погрузился Петр в изучение мистических сочинений Беме, Экхарта, Сведеборга.
Но здесь* не открыл он “тайны своей зари”.
Дарьяльский ушел от ученого мистицизма “в поля”, “одичал”, стал “странником”.
Здесь, в полях, чудилось ему приближение тайны в алых переливах зари
[38, С.45].
Невеста Катя, любовь к ней стала жизни его стезей, но сбился Петр
в дороги, попал “в лес, в ночь, в топь и в гнилое болото”, он над “проклятым местом”, над бездной [38, С.80].
Баба Матрена стала его “милой”, в ней он нашел “святую души отчизну”
[38, С.149].
Знал, что это падение, но “полетом стало его паденье”
[38, С.148].
Теософ Шмидт пытается вернуть Дарьяльского на истинный путь его души, но Петр уходит от него “к своим” [38, С.163], на “восток”, к зовущей и погибающей России.
У сектантов
Петр обретает “сладостный огонь”, “радужный свет”, преображение мира и человеков [38, С.198].
Теперь Дарьяльской не филолог, не барин, не поэт”, он “голубь” [38, С.204].
Вспоминаются ему слова любимого поэта: “Будто я в пространствах новых, будто в новых временах”.
Любовь к Матрене открыла Дарьяльскому родину, подарила реальность мистических переживаний, освободила его дух от косной оболочки тела, от замкнутых “миров, пространств, времен”
[38, С.215].
Но освободила только на миг.
Скоро поднимаются в Дарьяльском сомнения: где он в бездне или в поднебесье?
“ядовитое, сладкое ведовство” мира преображенье или мира погибель? Где истина? Петр понимает наконец, что “то ужас, петля и яма: не Русь, а какаято темная бездна востока прет на Русь из этих радением истонченных тел” [38, С.229].
После опьяняющих “неслыханных восторгов” наступает мучительное отрезвление; “деланье” кажется ему “мерзким, стыдным и страшным”
[38, С.244].
В лице столяра ощущает он не “иконопись”, а “свинопись” [38, С.253].
Петр решает вернуться “на запад”, уехать в город.
Умерла одна часть его души, вторая могла бы еще воскреснуть.
Воскреснет ли? Финал романа не дает определенного ответа.
Здесь, на земле, Дарьяльский убит сектантами; но “в
эфире вующие об убийстве и передающие предсмертный ужас Петра, названы автором “Освобожденье”, “Домой!”.
Сам герой понимает, что он ошибся, заблудился (в
ночном Лихове), опоздал (на поезд).
Двойственность финала подчеркивает переходность фигуры Дарьяльского человека “на распутьи”, в мучительном кризисе сознания.
Автор поясняет: “...
в нем жестокая совершалась ” он прожил “миллиарды лет” [38, С.279].
Две последние главки, повест

[Back]