Идея орнамента, кроме обособленности элементов, наглядно воплощает представление Белого об истории как о системе “вечных возвращений”. Каждый герой является центром, точкой в пространстве, которая порождает из себя вроде бы объективный, внеположенный данной личности, мир. Художественное пространство в романе это пространство мысли, мыслепространство героев: “Дом громада — не домом был; каменная громада была Сенаторской Головой”; была лишь “иллюзия комнаты”866. В романе “Петербург” каждый герой наделен двумя пространствами: одно дано ему в представлениях, другое в ощущениях. Первое результат представлявшего сознания, воспринимающего бытие действительности как бытие в сознании (вещи как содержание нашего сознания или имманентное бытие). Отдельные факты действительности упорядочиваются независимо от познающего субъекта тремя формами всякого суждения: заданными нормой (или формой трансцендентного долженствования как предмета познания), категорией (формой акта суждения) и трансцендентальной формой как формой готового продукта суждения (или формой действительности). Более или менее сходные пространственные представления характерны для всех героев романа. Они заданы формой действительности (трансцендентальная форма), которая реализуется в акте суждения (форма акта суждения). В реальной действительности все герои живут в замкнутом или ограниченном пространстве. Их эмпирическое сознание имеет геометрические формы (линии и плоскости трехмерного пространства. Четвертое измерение есть второе пространство, знающее формы круга и сферы. Это пространство криволинейное, в отличие от первого прямолинейного. В первом творящим началом является сознание, во втором душа, их основаниями служат соответственно представления и ощущения. Первое сознание имманентное, второе трансцендентное; в первом субъект и объект находятся в пространственных отношениях, во втором субъект лишен пространственных измерений. Это второе пространство существует за пределами непосредственно данного (как содержание сознания) пространственного мира и не может быть в известном нам пространстве. Итак, бытие субъекта сознания проявляется в пространственных формах, бытие его души в трансцендентных. 8б6Там же. С.361. 298 |
Но в “Петербурге” А.Белого каждыйм (( 99 Он" раскрывается также как “Я” (или “Я-Не-Я” для автора), как субъект сознания, как суверенный творец собственного мира. Интересно воспоминание А.Белого о характере работы над романом: “...я ничего не придумывал, не полагал от себя; я только слушал, смотрел и прочитывал; материал же мне подавался вполне независимо от меня, в обилии, превышавшем мою способность вмешать; я был измучен физиче99 ски; но не в моих силах лежало остановить этот внезапный напор... , я лишь подглядывал за действиями выступавших передо мною лиц” [49, С.507]. “Я” почти каждого героя романа как бы дублирует “Я” автора. Так, голова Аполлона Аполлоновича исполнена образов, тотчас же воплощающихся в призрачный мир: ... каждая праздная мысль развивалась упорно в пространственновременной образ, продолжая свои теперь уже бесконтрольные действия вне сенаторской головы” [49, С.35]. Поток образов возникает в сознании героев спонтанно, независимо от их воли, а их тело становится лишь проводником некоей надличностной интеллегибельной силы. Николай Аполлонович чувствует, что мыслит совсем не то, что хотелось бы ему, его мозговые извилины “только пыжились”. Зарождаясь в пульсации крови, “рои себя мысливших мыслей” выходят за пределы мозга [49, С.412]. Подобное чувство испытывает и Дудкин, объясняя ночное кошмарное видение Енфраншиша расстройством своего сознания, телесным недомоганием и вторжением в его “Я” инородной, враждебной силы [49, С.304]. Вольно или невольно, рационально или иррационально, но герои измышляют свои миры, тут же реализующиеся в обстоятельства как бы независимой от них действительности. Сама интрига с покушением и провокацией порождение “праздных мыслей” Дудкина. Это он домысливает обрьюки чужих разговоров: “Пора... право” он превращает в слово “провокация”, а “Абл...ейка меня кк..исла..тою..попробуй...99 В Аблеухова” [49, С.28-29]. Сам Дудкин “возник, как мысль” в сенаторской голове” [49, С.26]. Каждый герой является центром, точкой в пространстве, которая порождает из себя вроде бы объективный, внеположенный данной личности, мир. пространство пространство странство а {ом каменная громада громада была Сенаторской Головой”; была лишь “иллюзия комнаты” [49, С.36], но вместе с тем, комнаты, дом не иллюзия, так как здесь ходят лакеи, стены эти оглядывают и Дудкин, и Анна Петровна...”Рои себя мысливших мыслей взры |