Проходят века, проходит лето, проходит юность: “Что ты сделало, время?”883. Сказуемое-связка “есть” (бытие) сменяется сказуемым “был” (небытие): в Учреждении “есть Аполлон Аполлонович: верней “был”, потому что он умер...”884 Заведенная бомба неумолимо отсчитывает секунды; взрыв через двадцать четыре часа будет. Такое необыкновенное “расширение”, заканчивающееся “взрывом” (который может “разорвать ушную перепонку”), и закодировано в “бомбе” с “часовым механизмом”. Эта “бомба” неслучайно взрывается на “письменном столе” Аполлона Аполлоновича. “Предприятие поставлено как часовой механизм” — главка “Наша роль”,который “дает ход” бумагам: таким образом, как бы взрывается вся “письменно-бумажная” литература. “Бомба” же оказывается “умственной бомбой”, 885 описывающей свой круг ; и чтобы обозреть весь “круг”, надо распутать её “узелок”, или “узлы гадской козни”. Эти “узлы” ведут к статуе Медного Всадника, который приходит в новую ужасную пору, описав свой вековой круг, и “губит всех без возврата”. Выше уже отмечалось, что одной из констант в потоке времени, в “орнаменте” повествования является каменная кариатида. Над собой она видит переменчивое, вечное небо (природу), под собой она видит переменчивую, вечную людскую многоножку (историю); сама же она статична и неизменна. Но Белый провидит взрыв даже этой кариатиды: “Распрямились бы мускулистые руки на взлетевших над каменной головою локтях; и резцом иссеченное тело рванулось бы бешено; в гулком реве, в протяженно-отчаянном реве, — разорвался бы рот... каменным градом на улицу оборвалось бы старое изваяние это, описавши в мрачнеющем воздухе и стремительную, и ослепительную дугу; и кровавясь осколками, улеглось бы оно на О О / Г испуганных котелках, проходивших здесь — мертвенно, монотонно, медлительно” . Герои — пленники земного времени, земные отцы и дети, они лишь в какой-то степени и на какой-то миг приближаются к идеалу духовного рождения, символически выявляют скрыто существующие процессы метаистории, только предчувствуют тайное. Отношение отцовства сыновства имеет сакральный, высший смысл в догмате христианства о святой Троице. С.Н.Булгаков говорит о равноправии (ипостасности), нераздельности и неслиянности Бога-Отца и Бога-Сына, об акте ш Там же. С.379. ш Там же. С.ЗЗЗ. 885Там же. С.205. 886Белый А. Петербург. С.265-266. 303 |
ния не происходит (“Но голоса не было. Светоча тоже не было. Была тьма” [49, С.372]), и “круглый ноль” остается ужасным содержанием души [49, С.239]. “Ты” героев романа сочетается с “Он”, когда автор смотрит на героя не как на Лицо, а как на предмет изображения, полифонизм сосуществует с монологизмом. Кроме того, героям (и автору) как людям своего времени и не суждено достичь идеала. Они переживают трагедию истории, “третье испытание” (битву с драконом), “мистерию человеческих кризисов” [49, С.505, 504]. Наряду с принципом вечного повторения, кольца, вечности, художественное время в романе организовано по другому принципу принципу строгой однонаправленности, векторности, необратимости. Время неумолимо стремится к взрыву Апокалипсису, Страшному Суду, возмездию, “Беспощадный зуб времени99 [49, С.143] изменяет петровские параллельные правильные линии [49, С.23], опустел Летний сад, “поуменьшился”. Проходят века, проходит лето, проходит юность: “Что ты сделало, время?” [49, С.379]. Сказуемое-связка “есть” (бытие) сменяется сказуемым “был” (небытие): в Учреждении “есть Аполлон Аполлонович: верней “был”, потому что он умер...” [49, С.ЗЗЗ]. Заведенная бомба неумолимо отсчитывает секунды; взрыв через двадцать четыре часа будет. Выше уже отмечалось, что одной из констант в потоке времени, в “орнаменте” повествования является каменная кариатида. Над собой она видит переменчивое, вечное небо (природу), под собой она видит переменчивую, вечную людскую многоножку (историю); сама же она статична и неизменна. Но Белый провидит взрыв даже этой кариатиды: “Распрямились бы мускулистые руки на взлетевших над каменной головою локтях; и резцом иссеченное тело рванулось бы бешено; в гулком реве, в протяжено-отчаянном реве, разорвался бы рот... каменным градом на улицу оборвалось бы старое изваяние это, описавши в мрачнеющем воздухе и стремительную, и ослепительную дугу; и кровавясь осколками, улеглось бы оно на испуганных котелках, проходивших здесь мертвенно, монотонно, медлительно” [49, С.265-266]. Герои пленники земного времени, земные отцы и дети, они лишь в какой-то степени и на какой-то миг приближаются к идеалу духовного рождения, символически выявляют скрыто существующие процессы метаистории, только предчувствуют тайное. Отношение отцовства сыновства имеет сакральный, высший смысл в догмате христианства о святой Троице. С.Н.Булгаков говорит о равноправии (ипостасности), нераздельности и неслиянности |