) \ 1 1 \ литературу импрессионисты, вообще индивидуалистические школы кануна революции”928. Роман “Москва” среди этих замыслов, несомненно, занимал особое место. А. Белый ставит перед собой задачу—в эпической форме соединить воедино мысли о судьбах России, вступившей в роковое, “рубежное время”. Более конкретно, как эго обещало авторское предисловие,— “показать разложение устоев дореволюционного быта и индивидуальных сознаний в буржуазном, мелкобуржуазном и интеллигенческом кругу”. Здесь угадывается сходство с идеями “Петербурга” (1913). Однако обретенный трагический опыт послереволюционного десятилетия, уместивший в себе классовые битвы Октября, политые кровью поля гражданской войны, взгляд на Россию из Европы — сделали роман “Москва” явлением иной эпохи, усилили авторскую концепцию всемирного значения России. Тема Города как средоточия главных противоречий жизни рано начала волновать творческое воображение Белого. Города — как места, где, с одной стороны, совершаются глобальные катаклизмы, с другой — места подавления личности, природной прелести и естества. Этим подходом писатель как бы заявлял о своей готовности продолжать разработку освященной веками традиции русских классиков: Карамзина, Пушкина, Гоголя, А. Григорьева, Некрасова, Достоевского, представленную позднее у Горького, Блока, Маяковского, Ахматовой. Сюжет произведения держится не столько на интриге (хотя и на ней тоже), сколько на переплетении и развитии лейтмотивов. Роман имеет сходство с любимой композиционной формой символистов с циклом стихотворений. Все произведение состоит из множества маленьких главок-эпизодов, с одной стороны, относительно самостоятельных, с другой тесно связанных. В каждой главке можно обнаружить игру всех основных мотивов, так же, как в каждом стихотворении отражен смысл цикла в целом. Как и в поэзии, огромную нагрузку несет в романе речевой уровень. Орнаментальная ритмизированная на анапест проза А. Белого оппозиционна и на уровне внешней формы гладкописи, обезличенности слова в литературе 30-х гг. слово 09ЯВоронский А. Искусство видеть мир // Воронский А. Избр. Статьи о литературе. М., 1982.-еАЗ5 321 |
черный, с бронзовой бородой и сжатой позой”. Подают чай в чашечках: севрский фарфор “леопардовых колеров” [87, С.446] из прежней обстановки дома Мандро, значит, его инкогнито раскрыто. Тигроватко берет фарфоровую безделушку: пастушка Лизетта, которая играла пасторали над бездной, новый виток спирали интриги: намек на кровосмесительное преступление Мандро. Затем, в комнате, повторяющей обстановку дома Мандро (кресла гранатовые, как огонь, а шторы коричнево-черная гарь и ковры желто-пепельные, точно курящиеся дымом), смятение Мандро усиливается во время очной ставки с дочерью, которая вся в черном с кровавым цветком крокуса в руке. А значительно позднее в тексте мы узнаем о том, как за три недели до этого вечера (пружина интриги сжимается) Домарден в первый раз увидел за собой сыщика: в это время он разглядывал в витрине севрский фарфор, а заря была леопардовая [87, С.493]. Мотив леопарда выступает и в качестве детали портрета и интерьера, и как знак хищной натуры Мандро, и как звериное начало вообще всего мира цивилизации, враждебного миру культуры, и как символ приближающейся вечности (в 3-й и 4-й симфониях, в стихотворениях “Золота в лазури” гепард облако на фоне зари имеет именно такой смысл). Мотив огня характеризует и обстановку, и накал страстей героев, и символизирует преступную любовь отца к дочери; смысл сюжетный игра с огнем, риск и, наконец, смысл мифопоэтический: огонь, как первооснова всего сущего и как искупительная жертва. Таким образом, сюжет держится не столько на интриге (хотя и на ней тоже), сколько на переплетении и развитии лейтмотивов. Роман имеет сходство с любимой композиционной формой символистов с циклом стихотворений. Все произведение состоит из множества маленьких главок-эпизодов, относительно самостоятельных, но и тесно связанных. В каждой главке можно обнаружить игру всех основных мотивов, так же, как в каждом стихотворении отражен смысл цикла в целом. Как и в поэзии, огромную нагрузку имеет в романе речевой уровень. Орнаментальная, ритмизированная на анапест проза А.Белого оппозиционна и на уровне внешней формы гладкописи, обезличенное™ слова в литературе 30х годов. Слово имеет свой прямой, предметный смысл, вместе с тем оно выполняет роль индивидуально-характерологическую (например, словечки “взять в корне”, “говоря рационально” у Коробкина, “ерундовина” у Киерко, |