Проверяемый текст
Барковская Нина Владимировна; Поэтика символистского романа (Диссертация 1996)
[стр. 332]

обострение противоречий между Россией и Европой в годы первой мировой войны.
Атмосферу эпохи выражают дух интриги и провокации, трагикомический гротеск.
Однако сюжет имеет и более общее, историософское значение: культура сталкивается с цивилизацией, человеческое со звериным.
На смену эпохе Аристотеляясного, с его культом разума, логики, созерцательности, идет эпоха Гераклитатемного, с его стихийной диалектикой.
Космос сменяется хаосом, свет тьмой, статика вихрем.
Коробкин чувствует конец культурного цикла.

Это “историософское” содержание реализуется на уровне образов-персонажей.
Каждый герой (а их в романе огромное количество)
индивидуализирован, но вместе с тем имеет очень привычное по литературе, несколько шаржированное Ж амплуа: чудак-профессор (Коробкин), злодей (Мандро), пошляк (академик Задопятов), декаденточка (Лизаша), наивная, чистая сестра милосердия (Серафима), революционер-подпольщик (Киерко).
Эти социальные типы, участвующие в интриге, только маски, верхний слой образа-символа.

Итак, описания (портрет, интерьер, пейзаж) проявляют то, что скрыто за социальным типом маской, а именно древние животные архетипы, являющиеся промежуточным звеном между извечной борьбой Бога и Дьявола и ее отражением в исторических катаклизмах.
Мандро
леопард и горилла (“был долгорукий”), Лизашазмея, Серафима белочка.
Особенно важны метафоры образа профессора Коробкина.
В лице его, в очертании носа и челюсти, в цвете волос угадывается
П С с сходство с добрым псом .
У него есть любимый песик Томочка “собачевина”, “мой собратан”.
Начало краха прежнего коробкинского мира отмечено гибелью
X.
собаки.ч Таким образом, если “ближнее” пространство героев выявляет их животный пратип, то “широкое пространство” (города, земли, и неба), важнейшими характеристиками которого выступают тьма и свет, выражает и более общий, историософский, смысл образов.
По-символистски многозначен и почти каждый предмет, заполняющий пространство.
Предмет выступает как: 1)конкретная вещь: 2) знак психологического состояния героя; , 3)сюжетное звено; к ----------------------------955Там же.
С.421.
332
[стр. 364]

вокруг профессора, который замечает слежку; и проникается смутным ужасом, патриархальные не защищают его...
Мандро, пойманный с поличным как немецкий шпион и как развратник, изнасиловавший собственную дочь, Лизашу...
решается на крайнее средство: силою вырвать у профессора все бумаги, относящиеся к открытию, чтобы их продать куда следует” [87, С.761].
Профессор Коробкин сходит с ума во время пыток (Мандро выжигает ему глаз), но бумаг не выдает.
Об этих соповествуют Московский чудак” и “Москва ”.
В третьей части (“Маски”) узнаем, что за открытием Коробкина (находящегося в сумасшедшем доме) продолжают охотиться: с одной стороны, Эдуард Мандро, действующий под маской французского журналиста Друа Домардена, а с другой Терентий Тителев (бывший приятель профессора, Киерко) от имени революционной партии.
Заканчивается все тем, что на дом Тителева, где живут Коробкин с братом Никанором, сестрой милосердия Серафимой, Лизашей (теперь Леоночкой, женой Тителева-Киерко) и где прячутся революционеры, нагрянула полиция, и революционеры взрывают дом.
Помимо чисто авантюрного, этот сюжет имеет и конкретно-историческое содержание: отражает общий кризис в стране, назревание революционной ситуации, обострение противоречий между Россией и Европой в годы первой мировой войны.
Атмосферу эпохи выражают дух интриги и провокации, трагикомический гротеск.
Однако сюжет имеет и более общее, историософское значение: культура сталкивается с цивилизацией, человеческое со звериным.
На смену эпохе Аристотеля ясного, с его культом разума, логики, созерцательности, идет эпоха Гераклита темного, с его стихийной диалектикой.
Космос сменяется хаосом, свет тьмой, статика вихрем,Коробкин чувствует конец культурного цикла :
а...
линейное время, история, круто ломаясь в дуге, становилось спиральное время; и все понеслось кувырком: все проекции будущего опрокинулись в прямолинейное прошлое...” [87, С.641].
меняется романа оно нередко забегает вперед (так, узнаем, что на дом Мандро в 1914 году “печать наложили”, в 1915 всю обстановку купил некий князь, в 1921 году переехал отдел Наркомзема; узнаем о будущей судьбе пана Яна Пшевжепаньского: в марте он будет с Керенским, в июле с Корниловым, сменит бородку “а ля Николя де” на кепку “ильичевку” и занэпствует, став коммунои

[стр.,365]

дом).
Во второй же половине романа время упорно возвращается вспять (“однажды, полгода назад”, “недели за три до...”).
Эпоха Гераклита темного рушит “коробки” затхлых московских домов, но, по законам диалектики, кладет начало новому свету, новому добру, новому космосу.
Это “историософское” содержание реализуется на уровне образов-персонажей.
Каждый герой (а их в романе огромное количество)
индивидуализиро# ван, но вместе с тем имеет очень привычное по литературе, несколько шаржированное амплуа: чудак-профессор (Коробкин), злодей (Мандро), пошляк (академик Задопятов), декаденточка (Лизаша), наивная, чистая сестра милосердия (Серафима), революционер-подпольщик (Киерко).
Эти социальные типы, участвующие в интриге, только маски, верхний слой образа-символа.

В отличие от реалистических героев эти образы не многогранны и не развиваются.
Они сконцентрированы вокруг одной черты и статуарны.
Это персонажи из комедии дель арте.
Эпизоды построены, как мизансцены, например: “Свернули в кафе под огромною вывеской: “У Севелисия”; ожесточась очками, он к стеклам; свет п от ет л ти топик...
вот к опижаишему ст ру Леоновну рывом ведет офицер; и навстречу им рывом встает сухощавая барышня в великолепиях; в плеч соболя, в кошках, с хвостиками; а стеклярусы бьют водопадами; волосы белые, стрижка короткая; вздернутый носик; повидимому, иностранка.
И Элеонору Леоновну ручкой усаживает.
Офицер с аксельбантами, слева не сев, а сломавшись, на столик руками упал, чтобы слушать...
Вдруг Элеонора Леоновна с перекосившимся диким испугом, с оскаленным ротиком вскакивает!” [87, С.339].
Многократно повторяется жест-знак персонажа: “невкусный жест” Мандро мазать пальцами по губам [87, С.186], брат Никанор “ногами восьмерку вертит” [87, С.373], и тому подобное.
Лица героев подобны маскам: у Тителева аюркие юморы из-за ресницы, но в криво поджатом, сухом, очень редко растиснутом, скрытом усищами рте, оскорбленная горечь” [87, С.370].
Часто на лбу его вылепляется морщина, похожая на хвост скорпиона.
Леоночка “ротик свой красила, чтобы не видели: маленький, горький.
А крашеный маской вспухал на лице” [87, С.676].
Портрет Мандро: “Соболь мощных бровей, грива иссиня-черных волос с двумя вычерченными серебристыми прядями, точно с

[стр.,366]

рогами, лежащими справа и слева искусным прочесом над лбом, соболиные баки с атласно вбеленным пятном подбородка, все дрогнуло: съехались брови углами не вниз, а наверх, содвигаясь над носом в мимическом жесте, напоминающем руки, соединенным ладонями вверх; между ними слились три морщинки, как некий трезубец, подъятый и режущий лоб: здесь немое страдание выступило.
Точно пением “miserere” звучал этот лоб” [87, С.288].
Интерьер не показывает обусловленность характера средой, а интонирует, выявляет то, что скрыто за маской.
Так, у Мандро “гробовые глаза”, и кабинет его “глубокого, синего, очень гнетущего тона”, откуда “пламенеет пустое, кричавшее, красное кресло”[87, С.188].
Помимо синего цвета, символизирующего бесконечность пространства, и красного, символа огня и терний страдания (см.
статью А.Белого “Священные цвета”), образу Мандро зверю, леопарду, горилле сопутствует “халат леопардовый”, занавески из тростника (коричнево-красные пятна, коричнево-черные пятна по желтому полю цвет и леопарда, и огня, и пепла.).
Мотив хищности и тьмы распространяется от Мандро и на мир Коробкина, заставляя его померкнуть.
Пейзаж в “Москве под ударом”, осенний, сумрачный, символизирует дьявольскую власть Мандро: “ворошился 9 9 С С людьми переулок , клок из тумана висел в нависающем исчерна-сизом и исчерадна-синем прихмурье, откуда рвануло струей ледяною”, “фасад за фасадом адом”, “под бременем времени” обрушится фасад и Москва в Тартар, “тартамантор...
мандор ....
командор...” -грохочетпролетка” [87, С.191].
Итак, описания (портрет, интерьер, пейзаж) проявляют то, что скрыто за социальным типом маской, а именно древние животные архетипы, являющиеся промежуточным звеном между извечной борьбой Бога и Дьявола и ее отражением в исторических катаклизмах.
Ман,
горилла долгорукий”), Лизаша змея, Серафима белочка.
Особенно важны метафоры образа профессора Коробкина.
В лице его, в очертании носа и челюсти, в цвете волос угадывается
сходство с добрым псом [87, С.42] У него есть любимый песик Томочка “собачевина”, “мой собратан”.
Начало краха прежнего коробкинского мира отмечено гибелью
собаки.
Однако профессор доказывает домашним (и здесь отголоски увлечения А.Белого антропософией Штейнера), что души животных снова воплощаются в людей и Томочка вернется.
Из раздорожья, из гнилой зимы рождается оттепель и из прежнего Коробкина, жившего в двух измерениях: из большой знаменитости и из добрейшего пса, начал вывариваться человек” [87, С.160].
Окончательная смерть прежнего

[Back]