|
“балансировал” между жизнью и искусством, используя принцип антилогии. Романылегенды Ф. Сологуба в динамичной структуре реализовали процесс длящегося, незавершимого творчества, а автор незримо присутствовал в тексте через все моменты оформления, воплощения “легенды” в слове но невоплотимой в нем до конца. В отличие от позиции солипсизма, свойственной Ф. Сологубу, А. Белый моделирует в структуре романа “Я” как многоединство, как соборное “Мы”, его метод символизации устремлен не к антиномии, а к синтезу. К романам А. Белого, на наш взгляд, приложимо понятие “объективного лиризма”. Л.К. Долгополов отмечает, что А. Белый не столько создал оригинальную концепцию, сколько выразил дух эпохи999. А. Белый хотел написать эпопею “Я” (наше “Я” эпопея, роман “Я” есть роман всех романов моих1000). Имя этой эпопеи, по выражению автора: “Я есть Чело века” 001. Мечтая о третьей части трилогии (“Моя жизнь”), А. Белый воспринимал “Серебряный голубь” и “ Петербург ” как эскизы, “уголочек” будущей эпопеи 002. Тема духовного рождения, обретения “Я” в “я” эмпирическом, проекция в личную биографию истории грехопадения и воскресения мировой души, поиск вочеловечения (“рождения импульса Христова в душе”) определили звучание лирикоавтобиографической саморефлексии как мировой мистерии. А. Белый был глубоко уверен в том, что искусство должно стать теургическим творчеством, и тогда оно явится способом преодоления существующего в мире хаоса, шагом на пути к достижению жизненной цельности и гармонии. Писатель убежденно защищал свое право ставить искусство в обусловленную связь с религией, не усматривая противоположности между точкой зрения теургической и эстетической. Символистский роман можно назвать “романом сознания”, в котором обстоятельства присутствуют в качестве обстоятельств внутренней жизни героев, лиризуются. Так символистскому роману характерно размывание граней между “я” субъекта и стихийными проявлениями внешнего мира. Вследствие чего эпическая картина мира (обыденно-бытовой уровень сюжета) только исходный уровень для выстраивания многозначного образа-символа. “Многослойная” смысловая 999Долгополов Л.К. Роман А. Белого “Петербург”.// Белый А. Петербург,Л., 1981. С. 143. 1000Там же. С.32. 100Там же. С.102. 002Там же. С.105. 366 |
психологическая реальность, не позволяющая забыть свое несчастное “я” ради будущего счастья человечества. Философы и писатели (такие, как Л.Шестов, Бердяев ссвнешнего” (устройство мира и общества) на “внутреннее” на трагические противоречия в душе отдельного человека, для которого зло может быть притягательнее добра, болезнь соблазнительнее здоровья. Сологубовский герой лишен спокойствия, жизнь рождает в нем “страх и трепет”; не выдержав напора хаоса, он сходит с ума, и в безумии ему открывается загадочность жизни, то метафизическое зло и несправедливость, частью которых был он сам и которые порождены его душой. Зло и эгоизм могут казаться читателю пугалом, страшным призраком, пришедшим из иного, чуждого нам мира, но для Сологуба они реальность. Правдивостью своего романа, говорящего скандальную правду о человеке, объяснял писатель ненависть критиков: эта ненависть подобна испугу, пишет Сологуб в предисловии к седьмому изданию романа. Нам важно отметить, что в “Мелком бесе” Сологуба русский символистский роман отчетливо выявил свою “предметную область” экзистенциалистски понятую индивидуальную психологию, часто психологию “подполья”. Символистский роман можно назвать “романом сознания”, в котором обстоятельства присутствуют в качестве обстоятельств внутренней жизни героя, лиризуются. В романтизме ландшафт, пейзаж часто рисовал “пейзаж души”. Символизм унаследовал от романтизма абсолютизацию субъекта. Но, как указывает А.Ф.Лосев, романтики воплощали идею “цельной, бесконечной и экстатически и фактически творящей личности” [60]. Личность в произведениях символистов лишена целостности, располагается на нескольких, иерархически соотнесенных уровнях. Помимо бытового (обыденного) сознания, выявляется подсознание, сверхсознание, сновидческое или галлюцинирующее сознание, прасознание. Так, по мнению Е.М.Мелетинского, “неомифологизм связан с неопсихологизмом, т.е. универсальной психологией подсознания” (а не социальной характерологией), причем сугубо индивидуальная психология оказывается одновременно универсально-общечеловеческой [61]. “Роман сознания” нельзя назвать в полном смысле эпическим жанром. Лиризация характерна для многих произведений конца XIX начала XX века, рисующих обобщенно-философский образ мира, осмысляющих “вечные”, экзистенциальные проблемы жизни и смерти, любви и рока, беспощадно уходя тателя) сопричастны одной сфере сфере трагедии бытия. Наиболее открыто тревога и неуспокоенность личности перед неотвратимым и роковым звучат в отступлении о “вдруг”: “Читатель! Вдруг” знакомы тебе. Почему же, как страус, ты прячешь голову в перья...? ... но тщетно ты прячешься ты прекрасно меня понимаешь; понимаешь ты и неотвратимое “вдруг”. Слушай же...”[49, С.39]. Итак, взаимодействие монологического и полифонического принципов в организации романа позволило А.Белому предельно динамизировать как ав;ействуют герои (He-я). Всякое 99 в “Петербурге”, в том числе , и я авторское, раскрываются через Ты и Мы. Я теряет свою эмпирическую обособленность и завершенность; Я существует как многоединство, как многие Я, нераздельные, но и неслиянные. Само Я становится символом, а повествование (текст) превращается в Логос, в бытие этого Я: словесные символы, по выражению Белого, превращаются в символы реальные [49, С.263]. В романах-притчах Мережковского, с их статичной структурой, держащейся на антиномиях, автор был абсолютно вненаходим художественному миру. Мережковский пытался в слове-понятии выразить мистические переживания, внелогичные по своей сути. В романах-стилизациях Брюсова слово-понятие “остраннялось”, автор реализовался в процессе игры со словом, “балансировал” между жизнью и искусством, используя принцип антилогии. Романы-легенды Сологуба в динамичной структуре реализовали процесс длящегося, незавершимого творчества; автор незримо присутствовал в тексте через все моменты оформления, воплощения “легенды” в слове но невоплотимой в нем до конца. В отличие от позиции солипсизма, свойственной Сологубу, Белый моделирует в структуре романа Я как многоединство, как соборное Мы. Его метод символизации устремлен не к антиномии, а к синтезу. К романам Белого, на наш взгляд, приложимо понятие “объективного лиризма”. # Л.К.Долгополов отмечает, что Белый не столько создал оригинальную конЬ цепцию, сколько выразил дух эпохи [49, С.529-530]. А.Белый хотел написать эпопею “Я” (“наше “Я” эпопея, роман “Я” есть роман всех романов моих” [49, С.502]. Имя этой эпопеи, по выражению автора: “Я есть Чело Века” [49, С.504]. Мечтая о третьей части трилогии (“Моя жизнь”), Белый воспринимал и “ Серебряный голубь”, и “Петербург” как эскизы, “уголочек” будущей эпопеи [49, С.504,512]. Тема духовного рождения, обретения Я в я эмпирическом, проекция в личную биографию истории грехопадения и воскресения мировой ду |