Проверяемый текст
Барковская Нина Владимировна; Поэтика символистского романа (Диссертация 1996)
[стр. 80]

V*.
146 предрассудками средневековья в сознании Рупрехта автора “Правдивой повести” .
В “дневном” мире, мире без Ренаты, Рупрехт чувствует себя свободным: “...днем мы были совсем другими людьми...” ,
он испытывает “такое ощущение, словно из темного погреба вдруг вышел на ясный свет” , слова Ганса Вейера разгоняют туман таинственного и чудесного: “С настоящим удивлением спрашивал я себя, как мог я в течение четверти года не выходить из круга демонов и дьяволов, я, привыкший к ^ 1 4 У т т сс и ясному и отчетливому миру...
Но не менее реален для героя и мир ночной мир любви к Ренате.
Помимо воли, он подчиняется словам приказам едва знакомой женщины ,
он “ошеломлен”, он “весь под чарами”151; “душа...
в огне и ум...
Не в состоянии...
говорить” .

Историческая стилизация подчеркнуто выступает как в “Предисловии русского издателя” и “Посвящении женщине” на латинском языке (без перевода), так и в “Предисловии” самого автора записок, комментирующего длинное, повествовательное заглавие, как то принято было в старинных повестях.
Оригинальность этой конструкции состоит в том, что сначала мы узнаем фабулу, а уже после, при чтении самого романа, следим за всеми перипетиями действия и узнаем, как, при каких обстоятельствах развертывались события, как они связаны и должны разгадываться, чем они обусловлены.
В то же время предисловие полно скрытой между строк иронии, поскольку, детально говоря о внешнем, издатель умалчивает об идейном содержании записок, как тогда и было принято.
Дальше следует краткое изложение истории вопроса о колдовстве и ведовстве в связи с развитием этой «дисциплины наук» от средневековья до настоящего времени, приводятся списки книг с мудреными латинскими названиями с их краткой -Ч аннотацией (список книг, прочитанных самим Брюсовым), подчеркивается объективизм ученого комментатора и издателя.
Предисловие создает иллюзию подлинного, исторического существования рукописи и ее автора.
Таково же отчасти функциональное назначение посвящения женщине на латинском языке,— автор не только сообщает о героине, но и выражает 146Там же.
С.
8-9.
147Там же.
С.49.
148Тамже.
С.112.
49Там же.
С.
134.
150Там же.
С.
36.
15Там же.
С.45.
ш Там же.
С.49.
80
[стр. 103]

отчетливо проводится противопоставление “дневного” и “ночного состоянии души, трактованное ее [ИСЛОВИЯ пскому изданию как противоречие между возрожденческим гуманизмом и старинными предрассудками средневековья в сознании Рупрехта автора Правдивой повести” [20, С.8-9].
В “дневном” мире, мире без Ренаты, Рупрехт чувствует себя свободным: “днем мы были совсем другими людьми”
[20, С.49]; он испытывает “такое ощущение, словно из темного погреба вдруг вышел на ясный свет” [20, С.112], слова Ганса Вейера разгоняют туман таинственного и чудесного: ссС настоящим удивлением спрашивал я себя, как мог я в течение четверти года не выходить из круга демонов и дьяволов, я, привыкшии к ясному и отчетливому миру...
” [20, С.134].
Но не менее реален для героя и мир “ночной” мир любви к Ренате.
Помимо воли он подчиняется словам приказам едва знакомой женщины
[20, С.36], он “ошеломлен”, он “весь под чарами” [20, С.45]; “душа...
в огне и ум не в состоянии...
говорить”
[20, С.49].
Его “убеждение в реальности магических явлений” почерпнуто “из опыта” [20, С.435].
Более того, когда во время магического опыта доктора Фауста в замке графа фон Веллена скептически настроенный рыцарь Роберт схватил сгустившийся из облака тумана призрак Елены и явление исчезло, то в руках Роберта остался шелковый лоскут темно-пурпурового одеяния Елены Греческой [20, С.227].
Итак, Рупрехт герой, переходящий грань, черту, отделяющую мир обыденный от мира магического.
Рупрехт герой “пограничной ситуации”, которому ведомы оба мира, и оба для него одинаково реальны.
Он пытается вооружиться силами знания, хочет “попытать свои силы в открытой борьбе с духами тьмы” [20, С.87], но дерзкая попытка не остается безнаказанной: столкновение с демонической любовной страстью испепеляет душу Рупрехта, для него навсегда потерян идиллический мир отчего дома, он вынужден, навсегда потеряв Ренату, отправиться за океан, в Мексику, где его самого ожидает смерть.
(Отметим, что в древней культуре майя, в мексиканских храмах Брюсов усматривал аналогии с той древней египетской и критской оккультной наукой, которая ожила в мистических учениях средневековья [30, С.364-372].
Перед началом занятий магией Рената предупреждала: “Ты не знаешь, Рупрехт, той области, куда хочешь вступить.
Там нет ничего, кроме ужаса, и маги это самые несчастные из людей.
Маг живет под постоянной угрозой мучительной смерти, только неусыпной деятельностью и крайним напряжением воли удержи4 .
вая яростных духов, готовых каждую минуту растерзать его звериными челюстя

[Back]