|
слагаемых в процессе творчества, творения. Одним из принципов модерна как способа мышления Ал. Иванов называет принцип “текстуализации сущего”, разрушающий абсолютную изолированность от “события бытия” и завершенность в себе, которую М.Бахтин полагал обязательной для художественного мира произведения. «Формируясь из столкновения разнонаправленных энергий (“поверхностных” и “глубинных”), произведение не может завершиться в принципе, в своей чистой возможности, ибо оказывается не в состоянии положить свою собственную границу 1о7 “из себя”» , такова важная черта модернистских произведений, ориентированных не на отражение объективного мира, а на становление мира художественного. Для понимания символического смысла “Огненного ангела” читателю необходимо знание внетекстового контекста этого произведения. По мнению Брюсова, “новое символическое творчество было естественным 1Rft следствием реалистической школы” . Стремление “выявить” в своем создании “тайную сущность вещи” вовсе не исключительная принадлежность символизма. Существенной чертой символизма, по мнению Брюсова, является субъективизация предмета изображения: “Подобно реалистам, мы признаем единственно подлежащим воплощению в искусстве: жизнь, но тогда как они искали ее вне себя, мы обращаем взор внутрь ... Сознав, что предмет искусства — в глубинах чувства, в духе, пришлось 7RQ изменить и метод творчества” . И эпик, и лирик обречены на выражение лишь собственной души, всякое творчество лишь отражение жизни души автора. В символизме произведение как результат творчества нераздельно с личностью автора. Символист — это “художник, не знающий, где кончается жизнь, где начинается искусство” 90. Причинно-следственная зависимость между автором-творцом (субъектом) и героем-повествователем (изображенным объектом) заменяется принципом их диалогического соответствия как двух субъектов творчества. Зыбкость, неокончательное^ границ между изображением и выражением, внутренним миром произведения и его внешней формой, текстом и контекстом, литературой и жизнью, автором и героем, реальным и мистическим, “дневным” и “ночным” мирами и так далее — отсутствие окончательно “ставшего” смысла приоткрывает перспективу бесконечно “становящегося” смысла. \Я7 Иванов А. Последний стиль: модерн как способ мышления.// Театр. 1993. №5. С. 156. 188Брюсов ВЛ. Огненный ангел. // Брюсов В.Я. Собр. соч.: в 7тт. Т.4. С.97. 189Там же. С.48. 190Там же. С.58. 95 |
эстетической изведение”) [72], то можно сказать, что Брюсов акцентирует именно “внешнее материальное произведение”, то есть ему важен именно этот, по выражению Бахтина, “технический аппарат эстетического свершения”. Структура романов Мережковского, в целом, статична, и автор абсолютно вненаходим по отношению к герою; только исподволь намечается в его произведениях некоторая динамизация структуры, когда отдельные компоненты сдвигаются с неподвижной точки и начинают совершать как бы колебательные движения вокруг структурной оси. с романе Брюсова происходит динамизация границ текста. Они утрачивают четкость, размыкаясь в биографический, историколитературный и т.д. контекст. Именно на границах текста разыгрывается “спектакль” с участием Автора и Героя. Брюсов актуализировал самую проблему соотношения Автора и Героя, жизни и литературы, безусловного и условного, соединяемых в процессе творчества, творения^ Одним из принципов модерна как способа мышления Ал.Иванов называет принцип “текстуализации сущего”, разрушающий абсолютную изолированность от “события бытия” и завершенность в себе, которую М.Бахтин полагал обязательной для художественного мира произведения. “Формируясь из столкновения разнонаправленных энергий (“поверхностных” и “глубинных”), произведение не может завершиться в принципе, в своей чистой возможности, ибо оказывается не в состоянии положить свою собственную границу “из себя” [73] такова важная черта модернистских произведении, ориентированных не на отражение объективного мира (мимесис), а на . V Для понимания символического смысла “Огненного ангела” читателю необходимо знание внетекстового контекста этого произведения. Незавершенность границ текста явилась, может быть, одной из причин, объясняющих тот факт, что тре* тий, последний, роман Брюсова (“Юпитер поверженный”) остался незаконченным. Указанная особенность символистского романа составляет черту, отличающую символизм от реализма, тогда как многие другие их признаки не противопоставлялись самими символистами. По мнению Брюсова, “новое символическое творчество было естественным следствием реалистической школы” [20, С.97]. Стремление “выявить в своем создании тайную сущность вещи” вовсе не исключительная принадлежность символизма. Существенной чертой символизма, по мнению Брюсова, является субъективизация предмета изображения: и реалистам воплощению в искусстве: жизнь, но тогда как они искали ее вне себя, мы обращаем взор внутрь (...) Сознав, что предмет искусства в глубинах чувства, в \ / духе, пришлось изменить и метод творчества” [20, С.97]гИ эпик, и лирик обречены на выражение лишь собственной души, всякое творчество лишь отражение жизни души автора. jB символизме произведение как результат творчества нераздельно это “художник, не знающий, где кончается жизнь, где начинается искусство” [74]. Причинноследственная зависимость между автором-творцом (субъектом) и героем-повествователем (изображенным объектом) заменяется принципом их диалогического соответствия как двух субъектов творчества. Зыбкость, неокончательность границ между изображением и выражением, внутренним миром произведения и его внешней формой, текстом и контекстом, литературой и жизнью, автором и героем, реальным и мистическим, “дневным” и “ночным” мирами и т л отсутствие окончательно “ставшего” смысла приоткрывает перспективу бесконечно “становящегося” смысла. Еще в 1894 году, Брюсов называл символизм “поэзией намеков” [20, С.ЗО], считая, что новая школа в искусстве не дает образ, мысль в их окончательных направлениях, а лишь показывает их “первый проблеск, зачаток” [20, С.31]. В “Огненном ангеле” Брюсова отчетливо выделяются три смысловых уровня: биографический, исторический, эстетический. Объединяет эти три уровня*общая концепция, преломляющаяся в каждом из уровней по-своему и делающая возможным “перетекание”, “мерцание”, взаимоотражение” друг в друге каждого из трех уровней. Эту концепцию можно, весьма приблизительно, сформулировать следующим образом: в мире одинаково сильны светлое, рациональное, и темное, иррациональное, начала; судьба человека зависит от столкновения с темными первоосновами бытия и в мире, и в душе самого человека; единственная возможность овладеть темными духовными силами магия, имеющая словесную природу. Три уровня смысла: личностный (биографический), внеличностный (исторический) и эстетический (творческий) раскрываются через взаимодействие, “мерцание” трех субъектов: героя (Рупрехта), автора биографического и автора-творца произ* ведения. Основанием для взаимодействия становится их “одноприродность”, одинаковый статус, одинаковая принадлежность к той грани, на которой жизнь переходит в искусство, и наоборот. Н.Петровская утверждала, что Ь “В.Брюсов никогда не обнаруживал себя перед людьми в синтетической цельности. Он замыкался в стили, как в надежные футляры, это был органический |