|
171 чае состоит в том, чтобы найти ту оптимальную цифру минимальной численности членов партии, которая, с одной стороны, не открывала бы доступ к получению статуса партии узко корпоративным группировкам, а с другой не ставила бы под сомнение реализуемость конституционного положения о политическом многообразии и многопартийности. Практика развития российской многопартийности уже показала, в какой мере законодатель справился с этой задачей. Признание права-на участие1 в выборах только за крупными политическимиj партиями, а по сути дела, только за теми, кто сумел (во многом'благодаря удачно сложившейся для них политической конъюнктуре) занять места на политической сцене, и; прежде всего в Государственной Думе, является политической дискриминацией социально-активных групп населения, которые имеют альтернативное видение путей развития России. Есть все основания-считать, что в условиях нынешней политической апатии населения необходимая для* получения статуса партии численность в 45 (40)-тысяч-членов будет не под силу вновь формирующимся политическим партиям, которые не имеют ни состоятельных спонсоров, ни административных ресурсов, ни даже надлежащей правовой (в том числе и. судебной) защиты от произвола контролирующих политический процесс чиновников. Это значит, что интересы той части: общества, которая не имеет сейчас своих представителей в парламенте, в обозримой перспективе не смогут получить своего политического выражения. Подобные политические предписания ущербны не только с социальнополитической, но и с конституционно-правовой точки зрения. Конечно, хорошо иметь крупные устоявшиеся партии, выражающие интересы основных слоев общества, предоставить таким партиям право доминировать в избирательном процессе (предусмотрев, разумеется, гарантии для представительства интересов меньшинства). Но признаем одновременно, что существующие партии далеко не идеальны. Тем не менее, диссертант считает, что применительно к нашей, ещё |
являющееся гарантией ее ориентации на выражение социально значимых интересов, с правовой точки зрения не только возможно, но и необходимо. Однако с позиций демократического подхода закон может связывать получение статуса партии с наличием в ней определенного числа членов лишь в той мере, в какой эта численность не становится преградой на пути реализации принципа многопартийности. Поэтому задача в данном случае состоит в том, чтобы найти ту оптимальную цифру, которая, с одной стороны, не открывала бы доступ к получению статуса партии узкокорпоративным группировкам, а с другой не ставила бы под сомнение реализуемость конституционного положения о политическом многообразии и многопартийности. Практика развития российской многопартийности уже показала, в какой мере законодатель справился с этой задачей1. Признание права на участие в выборах только за. крупными политическими организациями, а по сути дела, только за теми, кто сумел (во многом благодаря удачно сложившейся для них политической конъюнктуре) занять места на политической сцене, и, прежде всего в Государственной Думе является политической дискриминацией социально-активных групп населения. Есть все основания считать, что в условиях нынешней политической апатии населения необходимая для получения статуса партии численность в 10 тысяч членов будет не под силу вновь формирующимся политическим объединениям граждан, которые не имеют ни состоятельных спонсоров, ни административных ресурсов, ни даже надлежащей правовой защиты от произвола контролирующих политический процесс чиновников. Это значит, что интересы той (кстати, весьма значительной) части общества, которая не имеет сейчас своих представителей в парламенте, в обозримой перспективе не смогут получить своего политического выражения. 1 Прим/ автора: согласно результатам состоявшихся 7 декабря 2003 г. выборов в Государственную Думу Федерального Собрания Российской Федерации прошло всего четыре политические партии, причем одна из них имеет конституционное большинство голосов в парламенте страны. Подобные правовые предписания ущербны не только с конституционноправовой, но и с социально-политической точки зрения. Конечно, хорошо иметь крупные партии, выражающие интересы основных слоев общества. Почему бы и не дать таким партиям право доминировать в избирательном процессе (предусмотрев, разумеется, гарантии для представительства интересов меньшинства населения). Но все дело в том, что наши так называемые партии это либо осколки бывшей КПСС, эксплуатирующие инерцию былой мощи тоталитарного симбиоза партии и государства, либо получиновничьи структуры, вскормленные административным ресурсом, либо небольшие организации демократической ориентации, опирающиеся на еще весьма аморфную поддержку сторонников, явно не готовых дружными многотысячными рядами вливаться в число их членов. В сегодняшней ситуации реализации Закона о партиях, закрепляющего монополию нескольких крупных группировок, больше всего страдает та наиболее образованная и деятельная часть общества, которая, с одной стороны, не идентифицирует себя с социальными низами и не ищет поддержки у левых партий, а с другой стороны не связана с криминалитетом и не участвует в процессах приватизации. Эта часть общества в настоящее время не имеет своих представителей в парламенте и ждет появления политических сил, способных выразить и защитить ее интересы. Навязываемое политической бюрократией решение проблем многопартийности, игнорирующее интересы этой социальной группы, в перспективе приведет к существенному сужению реальной (а не показной) социальной базы власти, а вовсе не к предполагаемому упрочению этой базы за счет манипуляций политическими технологиями по искусственному насаждению в стране усеченной «многопартийности», по созданию «партии власти». Очевидно, что стратегические интересы власти не могут расходиться со стратегическими интересами общества. В данном случае это укрепление правовых начал политической жизни, создание условий для |