|
было оправдано в демократическом обществе с точки зрения обеспечения порядка, и требования ст. 6 не были нарушены. Суд приходил к аналогичным выводам в делах о разводе, сексуальных посягательствах на малолетних и т.д. Принцип гласности также является одной из основных гарантий для реализации принципа состязательности и равенства сторон в процессе судопроизводства, который закреплён в ст. 6 Конвенции и в ч. 3 ст. 123 Конституции РФ. В соответствии со ст. ст. 5, 6 и 7 Конвенции государства-члены Совета Европы и участники Европейской Конвенции обязаны в целях эффективной защиты основных прав и свобод человека создавать на основании закона судебные органы, которые были бы независимы от других структур государственной власти и гарантировали бы безотлагательное и справедливое судебное разбирательство с соблюдением прав всех участников судебного процесса239. Страсбургский Суд не связан положениями национального законодательства при рассмотрении жалоб на нарушения Конвенции. Однако Суду неизбежно приходится анализировать положения национального законодательства и определять вопрос о том, насколько основанные на нем действия национальных властей соответствовали критериям Конвенции. Не всякая отсылка к положениям национального права, будет удовлетворять критерий законности вмешательства в охраняемые права. Требования, которые Европейский Суд по правам человека предъявляет' к национальному законодательству, ограничивающему права лиц, можно сформулировать следующим образом ясность, доступность и предсказуемость его применения. Определяя «качество» закона, Европейский Суд неизбежно вступает на почву толкования его, в том числе и в свете иерархии национальных |
70 оправдано в демократическом обществе с точки зрения обеспечения порядка, и требования ст. 6 не были нарушены. Суд приходил к аналогичным выводам в делах о разводе, сексуальных посягательствах на малолетних и т. д. Принцип гласности также является одной из основных гарантий для реализации принципа состязательности и равенства сторон в процессе судопроизводства, который закреплён в ст. 6 Конвенции и в ч. 3 ст. 123 Конституции РФ. В целях эффективной реализации конституционного принципа состязательности и равенства сторон в судопроизводстве Конституционный Суд РФ вынес ряд постановлений (например, Постановление от 2 июля 1998 года, Постановление от 20 апреля 1999 года, Постановление от 6 июля 2000 года), в которых указывалось на нсконституционность законодательного неравенства в уголовном процессе прокурора-обвинителя и адвоката-защитника, особенно на стадиях рассмотрения апелляционных и кассационных жалоб. В частности, неправомерным было признано право обвинителя по собственной инициативе возвращать уголовное дело на дополнительное расследование по причине неполноты уже проведённого предварительного расследования (ч.2 ст. 348 УПК РФ), а также попыток работников правоохранительных органов вмешаться в конфиденциальные отношения адвоката с доверителем.1. В соответствии со ст. ст. 5, 6 и 7 Конвенции государства-члены Совета Европы и участники Европейской Конвенции обязаны в целях эффективной защиты основных прав и свобод человека создавать на основании закона судебные органы, которые были бы независимы от ♦ '/См. Вестник Конституционного Суда Российской Федерации, 1998, № 5, с. 7; Российская газета от 3 августа 2000 г./ 71 других структур государственной власти и гарантировали бы безотлагательное и справедливое судебное разбирательство с соблюдением прав всех участников судебного процесса. Именно из-за организационных просчётов в составлении списков народных заседателей Европейский Суд по правам человека по жалобе Посохов против Российской Федерации признал факт нарушения по ч. 1 ст. 6 Конвенции, поскольку был нарушен порядок привлечения народных заседателей к отправлению правосудия. В данном случае заявитель не был осуждён, как этого требует ст. 6 Конвенции, независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона. Статья 7 Конвенции, как и ст. 54 Конституции РФ и ст. 3 УК РФ, запрещает ретроактивное применение уголовного закона по принципу «пи11а епшеп, пи11а роепа $1пе 1е§е», как при квалификации/ криминализации/ того или иного деяния, так и при назначении наказания /пенализации/.1 Запрещая обратную силу уголовного или иного обременяющего человека закона, т.е. всякий поворот к худшему, российское законодательство в то же время придаёт обратную силу законам, которые отменяют или смягчают ответственность виновного лица. Например, в области административного законодательства этот, так сказать, «принцип облегчения» установлен в ч. 2 ст. 1.7 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях. Запрет ретроактивного применения закона тесно связан с другим, более общим принципом уголовного судопроизводства: не может быть преступления или наказания, если они не основаны на законе. Уголовный закон, иногда с помощью судебной практики, должен ясно определять, какие действия * '/См. \Уе1сЬ V. Шйес! Клп§<1от. Оеазюп оГРеЬгиагу 9, 1995, Зепез А, N0. 307-А/. о конфискации (в данном случае это было тюремное заключения). Таким образом, конфискация в этом деле была по своей природе наказанием, являлась составной частью уголовного приговора и вытекала из уголовного процесса в отношении заявителя. Как было указано выше. Страсбургский Суд не связан положениями национального законодательства при рассмотрении жалоб на нарушения Конвенции. Однако Суду неизбежно приходится анализировать положения национального законодательства и определять вопрос о том, насколько основанные на нем действия национальных властей соответствовали критериям Конвенции. Не всякая отсылка к положениям национального права будет удовлетворять критерию законности вмешательства в охраняемые права. Требования, которые Европейский Суд по правам человека предъявляет к национальному законодательству, ограничивающему права лиц, можно сформулировать следующим образом ясность, доступность и предсказуемость его применения. Как было сказано выше в отношении ст. 7, запрет ретроактивного применения уголовного закона есть один из аспектов более общего требования законности в уголовно-правовой сфере. Примером такого, более широкого, прочтения статьи 7 может являться дело Коккинакис против Греции1, в котором заявитель был осужден судом за прозелитизм. Он жаловался, в том числе, на то, что Закон 1938 года, примененный в его деле, не определял с достаточной ясностью, что такое прозелитизм, какие виды религиозной пропаганды уголовно наказуемы. С одной стороны, греческое законодательство не запрещало обмен мнениями и споры о вопросам веры. С другой стороны. Закон 1938 года педализировал навязывание своей точки зрения представителям других конфессий. 1 Кокк'пак15 V. Сгсссс, по. 14307/88^ис1ётеп1 оГ25 Мау 1993, 5епс$ Л N0. 260-Л |